Нюша отстояла заутреню, а после службы завернула к Терентию. К его хатке вела тропка, почти невидимая в густой траве. Подслеповатые околенки, затянутые слюдой, немо взирали на девочку. Сердце ее сжалось от нахлынувшей тревоги. Нюша постучала кулачком по сероватым доскам двери:
— Эй, дедушко!
Из-за двери послышался глухой кашель Терентия.
— Это ты, коза-дереза?
— Я, дедушко, — Нюша толкнула дверь, звякнув тяжелой железной щеколдой.
— Хвораешь, что ль?
— Да маненько, кашель прихватил, в нутрях штось бренчить — стучить, мабыть давеча таракана проглотил с балалайкой.
Нюшка прыснула в кулачок, но тут же спохватилась, приняла забаву Терентия — пересмешника:
— А таракан откуда?
— Дык откуда? Монах Авдейка вечером кашу принес — вкусная! Видать енто и приключилось! Если каша всласть, то рядом с миской завсегда таракан на балалайке наяривает. Видать, я ложкой работал так усердно, что его, горемыку, и прихватил.
— О-ё-ёшеньки! Беда мне!
Терентий лежал на пристенной лавке, застеленной серой дербенью[39]. Старый потёртый полушубок свесился длинным рукавом к утоптанному земляному полу. Видно, услышав Нюшу, Терентий пытался встать — да не смог.
— Шутишь все, скоморошничаешь. Чай, не первый снег на голову пал, а ты, дедушко, как Гринька наш. Тот языком улицу подметает.
— Брани, брани старика. Так мне, так.
— Ой, да что это я? Прости Христа ради. Я ж тебя проведать.
— Только то?
— На службе стояла, мамку сегодня поминаем.
— Царствие небесное.
— Блинков тебе принесла. Поснедай пока.
— Спаси Господи тебя, Анна.
— Ой, дедушка, никто меня так не называет, только ты.
— Анна тебе больше подходит. Анна — имя доброе, так бабушку Спасителя нашего звали, маму Богородицы.
— Да какая же я Анна! Чудно. Вот вырасту, стану Анной. А пока мне и Нюшей хорошо.
— Ну и хорошо, что хорошо. Как бабушка?
— Болеет. С печи не слезает.
— Да, старость. Хвори тут как тут. У меня давеча тоже спина.
— Опять спина?
— Да что ей станется? Болит. Ох, грехи мои тяжкие. Испытания нам для смирения даются. Болезни не каждому Бог посылает. Болезнь — награда!
— Да что ты, дедушка Терентий! Как болезнь сможет быть наградой?
— А так, человек в скорбях да страданиях ближе к Богу, отвлекается от суеты своей мирской, от поспешения. Мала ты еще, Нюша Анна, не поймешь. Только мне хворать сейчас ни к чему. Колокольню поднять надобно. А там — как Бог даст, и помереть не страшно.
— Что это вы? Бабка на печи на тот свет собирается, ты об этом.
— Человек, Нюша, каждый день должен жить как последний, и бояться этого не надо.
