Брайан вздыхает, и в этом вздохе отчетливо слышны нервозность и недовольство. Он беспокоится обо мне — достаточно сильно, чтобы разозлиться, и это меня очень трогает. То, что мы с ним по-прежнему друзья.
— Ты что, цитируешь Эйнштейна? — спрашивает он. — Луна, это не смешно! Это не ты. Я говорю с человеком, который отказывается увидеть факты и реальность того, что происходит. Пожалуйста, обратись за помощью, я найду телефоны и передам их тебе. Ты никогда не позволяла мне заботиться о тебе, когда мы были вместе, так позволь мне сделать это сейчас.
— Спасибо, ты очень хороший друг. Спасибо за помощь. Я докопаюсь до сути, обещаю.
— Хорошо. — В голосе Брайана слышно сомнение. — Что бы это ни было, поняв, с чем столкнулась, ты сможешь встретиться с этим лицом к лицу и дать отпор. Главное — узнать.
Я подхожу к окну и вижу, как ночной мрак уже потихоньку уступает первым лучам очередного знойного летнего дня. Я должна быть напугана, должна бояться за свое здоровье, рассудок и жизнь, но не боюсь. Вместо этого, по мере того как солнце прожигает себе путь в небесах, я наполняюсь любопытством, не менее горячим и настойчивым.
Брайан прав в одном — я ученый. Я должна узнать правду, какой бы она ни была. Я должна узнать, что произошло с моей матерью, что такого она сделала, после чего так никогда и не смогла оправиться. Ведь самые потрясающие открытия, когда-либо совершенные человечеством, случились только потому, что кто-то осмелился поверить в невозможное.
Всем движет долгое, неизмеримое биение времени. Все тайное становится явным. Ничто из того, что однажды стало известно, не может стать неизвестным.
Софокл
8 июля
— Ты уверена, что это офис адвоката? — спрашивает Горошинка.
Мы стоим перед странным зданием с магазином на первом этаже. Мы уже несколько дней нормально не спали. К тому моменту, как Горошинка наконец выбралась из своей комнаты, у меня было чувство, что я провела на ногах уже целый день, хотя сейчас всего девять часов утра. Я ждала, пока она проснется, сидя на краю разобранного дивана, и пыталась понять, как сказать ей, что у меня, возможно, опухоль мозга. Но прежде чем я скажу ей об этом, хочу проверить теорию о том, что я, быть может, могу путешествовать во времени.
В ту минуту, когда она наконец появилась — в гигантской футболке, в облаке растрепанных волос и с голыми ногами, покрытыми синяками, которые так легко зарабатывала, — я передумала. Каждый научный эксперимент нужно контролировать. Так, чтобы на него не влияли внешние факторы. Я не могу сказать Горошинке о том, что со мной происходит, мне нужно ей это показать. Она сможет за мной проследить.
