Говорят, что весна — это время для обновлений. Говорят, что весна — это пора возбужденных мужчин и красивых женщин. Повсюду царствует любовь: птицы поют, трава просыпается, солнце греет по-настоящему. В общем, живи, люби и радуйся.
Но в России, к сожалению, радоваться дано не каждому. Именно этой весной у капитана полиции Александра Бестужева жизнь, собственно, и закончилась…
— Бестужев! Бестужев! Ты чем там занимаешься?
Голос доносился издалека, слова были непонятны и причиняли сильную боль. Каждый звук с реактивной скоростью влетал в ухо и ввинчивался в мозг. И чем ближе становился источник шума, тем хуже становилось капитану.
— Вы не видели Бестужева? У него срочный вызов.
Ближе и ближе. Голова переполнялась звуками и болью. Как долго она продержится, Бестужев сказать не мог. Взрыв был неизбежен и должен был произойти, как только напарник найдет его убежище — третью туалетную кабинку второго этажа здания Комсомольского РОВД города Владимира.
Кстати, как он оказался здесь, обнимающий конкретно этот, мягко говоря, не самый чистый унитаз, Бестужев сказать не мог. И который день по счету он просыпался в таких нелепых местах, посчитать тоже не сумел. То ли четвертый, то ли пятый.
— Бестужев, твою мать! Если ты сейчас же не выползешь, Булдаков порвет нас обоих. Ну куда ж ты делся?
— Ищи, Олежек, ищи. Ты же опер, в конце концов, — пробормотал Бестужев. — А пока не нашел, моя голова будет находиться в состоянии покоя. И я не буду думать о ней… О ней, о Лере…
Бестужевский запой начался ровно через час после того, как его жена объявила капитану, что уходит. Причем сделала это вспыльчивая Лера спокойным, чуть грустным голосом, без упоминания всех бестужевских недостатков, без упреков — в общем, так, что он безоговорочно ей поверил. И не нашелся сразу, как поступить правильно: кричать на Леру или наоборот — умолять ее остаться. А она, увидев его замешательство, просто чмокнула капитана в щеку и ласково прошептала:
— Прости, наше время прошло, у меня начинается новая жизнь. Я надеюсь, что и у тебя все будет хорошо, — она непроизвольным жестом убрала свою челку с глаз — именно это легкое движение всегда чертовски возбуждало Бестужева…
— Сань, ну ты где? Это уже не смешно, — Олег в коридоре чуть не плакал. Бестужеву было его даже немного жалко, но сил встать и выйти самому у него не было.
…Ясное дело, он сразу же ушел в запой. Но не от жалости к себе, как это делают большинство русских на его месте, а от непонимания и абсурдности происходящего. Ведь скажи ему кто еще пару лет назад, когда они приехали из Крыма, что он тоже может стать «бывшим», он бы рассмеялся в лицо.
