– Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
– Это потому, что ты вечно болтаешься с этой гнусной Рейган Рейд.
– И кто это мне говорит? Мальчишка, который вечно торчит дома один в компании горстки змей?
– Уж кто-кто, а ты, наш великий шпион, знаешь это наверняка.
Я прижимаюсь лбом к стеклу:
– Говорю тебе, это была ошибка.
Его темные глаза всего в нескольких сантиметрах от моих.
– В самом деле?
– Колоссальная ошибка.
– Ну если ты так говоришь…
– Невероятная.
– Я польщен.
– Мне… Погоди-ка, о чем это мы сейчас говорим?
Он улыбается – медленной, дерзкой улыбкой.
Я шарахаюсь от стекла. В ушах такой рев, будто к голове кто-то поднес реактивный двигатель. Дергая за кончики коротко подстриженных волос, я пытаюсь прикрыть предательский румянец, страстно желая, чтобы он сошел до того, как перекинется на шею.
– Да пошел ты, – звучит мой ответ, – я хотела извиниться за поведение отца, но теперь была бы даже рада, если бы он откусил тебе голову. Надеюсь, теперь ты заболеешь бешенством.
– Я что тебе, летучая мышь или Оззи Осборн? И поскольку кусал не я, а твой отец, то заболеть бешенством, по идее, должен не я, а он.
– Как же я тебя ненавижу.
– Знаешь, – говорит он, выдавая только саркастическую ухмылку, – я действительно тебе сочувствовал. Нет, правда, целых две секунды. Но теперь считаю себя идиотом, потому как вижу, что ничего не изменилось. Ты осталась все той же девушкой, холодной как лед. Точно такой же, как он. Ты и сама это знаешь, правда? Тебе важнее не сущность, а внешняя сторона предметов и явлений. И врать, вероятно, у тебя в крови.
Во мне бурлят беспорядочные эмоции. Замешательство. Боль. И что-то еще, чего я в точности определить не могу. Ярость. Да, должно быть, она, ведь к глазам без всяких предупреждений подкатывают невыплаканные слезы.
Не смей перед ним плакать, говорю я себе.
– Зори, – говорит он тихим, хрипловатым голосом, – я…
Он не договаривает, но это и не важно. Мне плевать, что там думает Леннон Макензи. Ни сейчас, ни вообще.
– Мне казалось, сюда можно прийти и взвешенно с тобой поговорить, – говорю я самым спокойным, самым профессиональным голосом, на какой только способна, отходя немного дальше от клетки, – но это, похоже, оказалось ошибкой. Я прошу тебя только об одном: если ты и твои родители хоть немного уважаете мою мать…
– Зори…
Я повышаю голос, не давая ему ничего сказать:
– …то вы не будете лезть не в свои дела и не помешаете мне разрулить сложившуюся ситуацию. Если кто-то и разрушит ее жизнь, то только я, а не совершенно чужой человек, которому на нее наплевать.
