Русская культура заговора | страница 99
Важная деталь для понимания контекста дела Pussy Riot – оно разворачивалось в разгар самых многочисленных митингов протеста против Кремля, и однозначное послание перформанса группы – это, прежде всего, критика союза секулярных и религиозных властей. «Замутить воду, взбаламутить общество, разделить его, расколоть – вот чего хотели добиться организаторы этой страшной провокации. Для них нет ничего святого. Не получилось в декабре-январе, взялись за самое святое, что есть у народа, – за церковь»[522]. Мамонтов, как и многие другие спикеры, лояльные церкви и Кремлю, в своих выступлениях проводил четкую грань между настоящим «народом», которому чужды неправославные ценности, и протестующим меньшинством, активно подрывающим стабильность и безопасность всей нации. Именно конспирологическая интерпретация содеянного Pussy Riot позволила представить участниц группы и их сторонников союзниками Запада и врагами нации. В данном случае теория заговора сработала как мощная мобилизующая сила в поддержку правящего режима и позволила в короткие сроки создать пусть и риторическое, перформативное, но единство народа, церкви и власти.
Решение московского суда от 19 августа 2012 г. отправить трех участниц группы – Марию Алехину, Екатерину Самуцевич и Надежду Толоконникову – на два года в колонию вывело медийную кампанию вокруг Pussy Riot на новый уровень. Можно сказать, что теперь кампания имела два главных направления: первое, изначальное, основывалось на идее о том, что Россия находится в состоянии войны с Западом и церковь – первая жертва этой войны, так как является ядром русской нации. Патриарх Кирилл во время празднования 200-летнего юбилея Бородинской битвы сравнил произошедшее в храме Христа Спасителя с вторжением в страну иноземных захватчиков