. Изображая византийского императора Василия II, Тихон явно вдохновлялся образом Путина, неуловимо присутствующим «за кадром»: «Конечно же, в Византии были и очень сильные императоры. Таким был, например, Василий II, кстати, крестный отец нашего святого князя Владимира. Он принял управление империей после тяжелейшего кризиса: страна фактически была приватизирована олигархией. Василий II, в первую очередь, жестко выстроил вертикаль власти, разгромил сепаратистское движение на окраинах, подавил мятежных губернаторов и олигархов, собиравшихся расчленить империю. Затем он провел “чистку” в правительстве, конфисковал в казну огромные наворованные суммы»
[498].
По мысли Тихона, наследие императора Василия II очень скоро было разворовано потомками, а огромную империю погубил «национальный вопрос», который возник только благодаря чужеземным врагам из Венеции. Тихон рассказывал, что прежде все народы Византии жили в мире, объединенные православным христианством. Однако Запад, ненавидящий православие, сумел расколоть государство по этнической линии: греки, считая себя государствообразующим народом, заявили о своей независимости. В результате Балканы стали ареной столкновения различных этнических и религиозных групп, тут и там поддержанных Западом с целью раскола великой империи.
Впечатляющий сценарий дополнялся яркой картинкой, в которой четко угадывались отсылки к событиям, совсем недавно произошедшим на постсоветском пространстве. В одном из эпизодов Тихон показывал на карту Византии, на которой отделившиеся Сербия и Болгария были подсвечены желтым и голубым цветами – как у украинского флага. В сценах, иллюстрировавших конфликты между государствами, на землю с повозок падали апельсины (очевидный намек на «оранжевую» революцию), а сквозь толпу дерущихся византийцев проходил человек в плаще и венецианской маске, скрывающей лицо[499]. Чтобы усилить образ внешнего врага с Запада, сеющего раздор в мирной православной империи, и еще более четко провести параллель с текущими событиями, Тихон сравнил Венецию XIII в. с Нью-Йорком, подчеркнув интерес захватчиков к деньгам и ростовщичеству: «Именно несметными богатствами Константинополя был выкормлен монстр ростовщической банковской системы современного мира. Этот небольшой теперь город в Италии – Венеция – был Нью-Йорком XIII века»[500].
В целом совпадая с установками сурковской идеологии, особенно в том, как использовались образы недавнего постсоветского прошлого, концепция Тихона, однако, не допускала никаких различий между людьми, живущими «к западу» от Византийской империи. Запад для Тихона – это однозначный враг как нации, так и религии. Более того, в отличие от гражданской концепции нации, которую поддерживали и Сурков, и движение «Наши», фильм Тихона подчеркивал именно религиозность, православное христианство как центральный элемент российского нациестроительства. В тексте Тихона отчетливо прослеживались параллели с концепцией «Москва – Третий Рим», столь любимой многими русскими националистами
