Русская культура заговора | страница 79
Фокус на социальной травме – показатель популистского подхода, выбранного Кремлем, чтобы объединить крайне разделенное общество. При этом в качестве его врагов были названы олигархи и террористы – главные оппоненты Кремля в 2000-е гг. Выбор «олигархических группировок» в качестве главных выгодоприобретателей от крушения СССР также очевиден, ибо помогает риторически объединить тех, кто только начал выигрывать от путинского процветания 2000-х гг., и противопоставить их тем, кто был успешен в 1990-е. Ушакин утверждает, что восприятие постсоветским человеком социальной роли капитала в повседневной жизни очень часто трансформируется в истории о лжи и жульничестве. Идея о том, что эти пороки приходят извне, помогает подчеркнуть особенности национального объединения и непреходящие ценности сообщества, подвергаемые разрушению капиталом[434].
Подчеркиваемые Путиным социально-экономические проблемы, возникшие во время перестройки и в 1990-е гг., служат важным способом демонстрации его озабоченности стабильностью в российском обществе. Тот факт, что первое лицо в государстве открыло дискуссию о влиянии 1990-х гг. на российскую повседневность, явился невероятно важным: в первую очередь потому, что драматическое прочтение событий 1991 г. – проговоренное первым лицом государства – стало частью официальной повестки, успешно украденной таким образом у национал-патриотов. К тому же для множества публичных интеллектуалов и политиков это открыло возможность официально обсуждать последствия крушения Союза, используя в том числе конспирологические идеи как объяснительную модель. Таким образом, идея о 1991 г. как заговоре Запада постепенно стала важной частью языка именно политического мейнстрима.
Тем не менее прочтение путинской речи как исключительно драматического текста не совсем верно. Наряду с «сообществом потери» Путин предложил и более позитивную трактовку событий 1990-х гг., подтверждавшую легитимность его собственной власти. «В те непростые годы народу России предстояло одновременно отстоять государственный суверенитет и безошибочно выбрать новый вектор в развитии своей тысячелетней истории. Надо было решить труднейшую задачу: как сохранить собственные ценности, не растерять безусловных достижений и подтвердить жизнеспособность российской демократии. Мы должны были найти собственную дорогу к строительству демократического, свободного и справедливого общества и государства»