. Любой носитель подобных идей имеет мало шансов занять политический пост или оставаться на этом посту долгое время – склонность к теориям заговора уничтожит почти любую репутацию. Исключение составляет разве что действующий президент Дональд Трамп, но эффективность его риторики весьма ограничена.
В российских условиях все наоборот: сторонники теорий заговора, особенно антизападных, часто встречаются среди уважаемых медиаперсон, политиков и ученых. Обсуждение наиболее странных и абсурдных идей на публике редко приводит к общественному скандалу: наоборот, в силу притягательности антизападного дискурса производство и распространение соответствующих теорий заговора в массовом масштабе способствуют успешной карьере политика или журналиста[337].
В этом смысле концепция взаимоотношений знания и власти, разработанная Фуко, идеально подходит для понимания произошедшего в России: публичные интеллектуалы – Дугин, Павловский, Шевченко и Нарочницкая – благодаря своим усилиям на поприще производства смыслов добились высокого положения во властной иерархии. Их идеи сыграли важную роль в процессе превращения России в более авторитарное государство, а их карьерные успехи напрямую зависели от того, насколько эффективно производимые ими смыслы укрепляли позиции власти. Но стоило им пересечь «красную линию» (например, критикуя режим), и они теряли позиции в государственной иерархии, а их замещали другие, более лояльные интеллектуалы, которые в зависимости от ситуации могли подчеркивать свою дистанцированность от власти. Ряд мозговых центров и влиятельных медиа, тесно работающих со структурами власти и созданных в том числе при поддержке Павловского, смогли эффективно поставлять конспирологические идеи для последующего использования политиками даже после смены команды президента в 2012 и 2016 гг.
Центральной идеей конструкции власти, в создании которой участвовали герои этой главы, стало прочтение кризиса 1991 г. как кульминации успеха Запада по развалу СССР. Ирония заключается в том, что все четверо были активными участниками революции 1991 г., открывшей для них невероятные карьерные перспективы, и все четверо вскоре стали ярыми критиками этого события. Созданные в 2000-е медиа, общественные движения, а также издательства активно продвигали идею крушения СССР как заговора, постепенно создавая в общественном пространстве постсоветской России новый «режим правды». О том, как этот «режим правды» формировался, пойдет речь в следующей главе.
