Не хотелось кавалеру ее трогать, опять начинать домашнюю склоку с воем и руганью, но ему был нужен наследник. Очень нужен, и он сказал:
— Госпожа моя, не соблаговолите проводить меня в спальню?
Элеонора Августа подняла на него глаза, и он подумал, что вот-вот закричит она, браниться начнет, так яростен был ее взгляд, но она встала, кинула свое рукоделие на стол, еще раз поглядела на него с явным презрением и пошла по лестнице в спальню, подобрав юбки.
И хоть болела у него нога, и хоть в затылке как шилом ворошили, дело он свое сделал. Ну, слава Богу, хоть обошлось все без слез и ругани. Только со злостью и брезгливостью на лице жены. Ничего, ради наследника он готов был терпеть.
* * *
Еще не рассвело, еще Мария завтрак не подавала, как пришел Еган. Сел за стол, ждал, когда кавалер помоется. Болтал с его племянницами.
— Ну? — спросил его Волков, видя, что управляющий не просто так пришел.
— Купчишки волнуются, — заговорил Еган, — все знать хотят, когда мы им зерно возить начнем.
Волков задумался, вытер лицо большим полотенцем. Дворовая девка помогла ему надеть сапоги, брат Ипполит осматривал ему рану, смазывал ее какой то вонючей мазью. Как он закончил и сапоги были надеты, кавалер спросил:
— Думаешь, что к Рождеству цена будет в половину больше от нынешней?
— А тут и думать нечего, в половину, а то и вдвое. Так завсегда было, если урожай не шибко большой вышел.
— А сколько ты с купцов денег собрал?
— Сто девять монет набрал.
Волков помолчал, а после сказал с уверенностью:
— Возвращай им деньги.
— Возвращать деньгу? — удивился управляющий.
— Будем цену ждать, — сказал кавалер и пояснил, — траты у меня большие, очень большие, мне сейчас каждый талер дорог.
— Обозлятся, боюсь. Прождали ячменя да ржи четыре дня, а зря, — раздумывал Еган.
— Ничего, кто особо злиться начнет, так позови кого-нибудь из ротмистров, что бы усмирил.
— Хорошо, так и сделаю, — Еган встал. — Побегу.
— Может, поешь? — предложил кавалер.
— Так я еще до петухов завтракал, — сообщил управляющий, — побегу, нужно поле посмотреть, кажется, уже пора озимые пахать.
* * *
Зато Сыч поесть не отказался, уселся за стол и, шмыгая носом, сказал:
— Экселенц, вы, вроде, обещали мне долю с ярмарки, говорили, что доля моя будет как у сержанта, если я про горцев все выведаю, — он улыбался, весь сиял, мол, я все выведал, деньгу давайте.
«Хорошо, что зерно не отдал за бросовую цену», — подумал кавалер и со вздохом полез в кошель.
Он молча отсчитал Сычу шестьдесят талеров, конечно, это было намного меньше, чем получил старший сержант, но Фриц Ламме был и этому несказанно рад:
