— Вы мои дорогие! — сгребал он со стола талеры. — Идите к своему старику. Давненько у меня столько серебра не было.
— Ты их все-то не пропивай, и на баб не спускай. А то оставишь все в новом трактире.
— Да разве столько можно пропить, — говорил Сыч, пряча деньги за пазуху, — нет, все не пропью, спрячу. А пропью немного, малость самую, — он, кажется, уже предвкушал веселье с вином и кабацкими девками.
— Ты ешь, разулыбался он, — сказал Волков, — со мной поедешь.
— Куда? — сразу перестал улыбаться Фриц Ламме, видно, планы его рушились.
— К монаху, к отшельнику, был он вечера тут, меня ждал, говорил, что дело решил. Думаю, это он про зверя.
— Ну, ладно, поедем, поговорим со святым человеком, — согласился Сыч нехотя, и полез в кашу ложкой.
* * *
Не успели они уехать, как приехал Рене, стал говорить с ним насчет свадьбы. Старому дурню не терпелось взять замуж его сестру побыстрее. Он спрашивал, не слишком ли будет торопливо играть свадьбу в субботу. Это все по-прежнему не нравилось кавалеру, но раз уж дал согласие, то теперь не мешать же делу.
— Идите к брату Семиону, — сказал Волков, лишь бы Рене отстал от него. — Договоритесь с ним о дне.
Рене, чертов жених, начал бубнить ему о благодарности своей.
— Не задерживайте меня, Арсибальдус, — хмурился кавалер, желая избавиться от него, — у меня и без вас много дел.
Он собирался ехать к монаху, путь был неблизкий, а нога еще от вчерашней езды не отошла.
— Да-да, конечно кавалер, — сказал Рене, кланяясь.
— Вот неймется ему, — шептал Волков, садясь на коня.
— Надеюсь, вы будете на свадьбе? — не отставал от него ротмистр, даже когда кавалер уже сидел в седле.
— Да, буду, конечно, как мне не быть на свадьбе сестры? — отвечал Волков, думая о том, что раньше Рене казался ему умным и трезвым человеком.
— Зараза, опять его нет дома, — еще издали заметил замок на двери Сыч. — Который уже раз к нему ездим дверь его целовать.
Волков тоже злился, путь-то не близкий, ему он нелегко давался.
Сыч спрыгнул с коня и подошел к двери, подергал замок:
— Крепкий.
Привстал на цыпочки, заглянул в щель, смотрел, смотрел:
— Темень, ни хрена не видать, — он принюхался. — Хотя был недавно, кашу просяную с точеным салом жрал, святой человек.
Он достал свой мерзкий нож, и вырезал на старой двери белую зарубку, пояснил:
— Чтобы знал, что мы тут были. Может, смекнет опять к нам прийти.
— Ладно, — сказал Волков, — поехали, доедем до кузнеца, на обратном пути опять сюда заглянем.
