— Но ты этого все-таки не сделаешь, — вяло протестовал он, но в конце концов смирился и, заикаясь, повторял: — Как знаешь, Людвиг, как знаешь! — Он был даже доволен, что по крайней мере половина жалованья будет полностью в его распоряжении и он окончательно освободится от забот о семье, которыми и без того не утруждал себя.
Просьба была передана в княжескую канцелярию, но там застряла в столе какого-то чиновника.
— Сейчас много забот с восстановлением театра, — отвечали Людвигу. — О жалованье музыкантов будем думать осенью. Тогда уж всё за одно…
Когда Людвиг сообщил Нефе о результатах разговора во дворце, тот испытующе взглянул на него: не кроется ли за этими словами чувство облегчения?
— Но хотя бы весной ты сможешь поехать в Вену? Как ты думаешь?
Людвиг слегка покраснел, в глазах его мелькнула улыбка.
— Может быть. Но прежде я хочу записаться в университет. Со своим нынешним образованием я не блистал бы среди венцев.
Взгляд горбатого органиста не был на этот раз таким же испытующим, но в нем все же виделась подозрительность. Не нагромождает ли всё новые препятствия перед собой его упрямый ученик, чтобы оттянуть отъезд из родного города?
— Это неплохо, — сказал он, однако, снисходительно. — Музыкант должен иметь основательное общее образование. Иначе может случиться, что из него вырастет существо с чувствительными ушами, только и всего. Но чувствительными ушами и осел обладает. Меня только удивляет внезапность твоего решения. Как-никак университет в Бонне существует третий год!
— Я теперь сижу за одним пультом вместе с новым альтистом, чехом Рейхой, — объяснил Людвиг. — И вижу, что он гораздо образованнее меня. Мы вместе с ним запишемся на философский факультет.
— Этот Рейха хороший парень, но как музыканту ему с тобой не сравняться никогда, если ты будешь много работать. Ну и, конечно, тебе нужна Вена! И ничего иного!
И он вперил проницательный взгляд своих быстрых очей в смущенное лицо Людвига.
— Я не тороплюсь в Вену еще по одной причине, — ответил он учителю.
— Это тайна?
— Нет. Я боюсь, что меня постигнет судьба Моцарта.
— Судьба Моцарта? Но ей ты мог бы разве только завидовать! За исключением старого Гайдна, в Европе нет музыканта более прославленного.
— И, несмотря на это, он летел вниз головой с лестницы архиепископского дворца. Наш курфюрст далеко не ангел, но он не позволяет себе и не позволит другим пинать ногами своих музыкантов!
— Ах, вот оно что, — протяжно и едко молвил Нефе. — Юноша хочет оставаться запеленатым в боннских пеленках, а свое будущее готов отдать за поглаживание по головке. Это верно, у нас людей пинками не поддают. Зато у нас могут замуровать человека в канцелярских бумагах. Не забыл ли ты, как со мной обошлись, когда у нас новый Макс сменил старого?
