Рис участливо наблюдал, как на лице Людвига отразилось глубокое огорчение. Решил действовать осторожнее.
— Я пришел сказать тебе две вещи, как твой бывший учитель. Ты так это и прими, как от учителя. Во-первых, — и Рис опустил руку в нагрудный карман своего синего фрака, — возьми у меня эти пятьдесят дукатов. Не отказывайся! Это не подарок. Ты мне их вернешь.
— Но когда?
— Тогда, когда они будут у тебя лишними. Через год или через десять лет. Об этом ты не думай.
Рис вынул из кожаного кошелька десять монет по пяти дукатов и не спеша положил их на стол.
Молодой глава семьи смотрел на деньги молча и озабоченно. Да, он очень нуждался в них. Но сомневался, вправе ли брать их.
— Убери это «богатство», — сказал Рис. — Если родитель учует их, непременно явится просить. Ну, с первой частью своей миссии я кончил. Вторая намного труднее. Еще раз выслушай меня и не горячись. — Он помолчал и потом произнес очень серьезно: — Думаю, что жалованье Иоганна Бетховена должно выплачиваться семье.
Брови мальчика поползли вверх. Как это надо понимать?
— Чтобы человек был главой семьи, он прежде всего должен ее содержать. Чтобы прокормить и одеть семью, нужны деньги. Ведь княжеская казна выплачивает твоему отцу деньги не для того, чтобы он тратил их только на себя, предполагается, что бо́льшая часть идет на семью. Однако похоже, что он забыл про это правило. И мы должны восстановить порядок. Попроси, чтобы жалованье отца выдавалось тебе, а ты будешь отдавать ему часть.
— Разве имеет право кто-нибудь поставить сына над отцом, учредить опеку? Будто он безумен или слабоумен!
— Но что же тебе остается делать, Людвиг? — Рис взял Людвига за руку и сердечно продолжал: — Мне тоже очень жаль, мальчик, но ты подумай о моем предложении. Посоветуйся с другими, ну хотя бы с Нефе. Никто не даст тебе лучшего совета. А если тебе понадобится моя помощь, приходи в любое время.
Он ушел, оставив Людвига охваченным мучительными мыслями. В самом деле, отец не способен быть главой семьи, и, может быть, необходимо ограничить его право распоряжаться деньгами?
Он страшился позора. Ведь в таком небольшом городе ничто не остается тайной. Кто-нибудь уж обязательно узнает, что тенорист Иоганн Бетховен лишен права распоряжаться своими средствами.
Он сел за стол, бессильно положил руки перед собой. Взглянул на портрет, висящий на стене прямо напротив. Из темной позолоченной рамы смотрел старый Людвиг ван Бетховен на удрученного внука, крестника и наследника его имени. Издавна в семье повелось обращаться к изображению его энергичного лица, как к домашнему божеству — заступнику. В день торжественных именин матери его портрет и кресло, стоящее под ним, украшали обычно гирляндами цветов.
