— Может быть, в Вене больше повезет «Дон-Жуану»? — сказал Людвиг.
— Нет, не думаю. Я надеюсь только на Прагу. Конечно, тамошний театр в сравнении с императорским мал и беден. Сколько они могут заплатить мне? Может быть, каких-нибудь сто дукатов, едва ли больше.
— За месяцы изнурительного труда? — изумился юноша.
— Деньги здесь платят не за труд, а за знатное происхождение. Больше всего их имеют те господа, которые дали себе единственный труд — родиться! Но простите, я ропщу на знать и не знаю, что вы думаете о ней…
Мысленному взору Людвига представился Бонн. Он рассказал композитору о жалком положении курфюрстовых музыкантов, о том, как ему, тогда четырнадцатилетнему подростку, назначили половину жалованья взрослого органиста с лукавым умыслом выжить таким способом бедного Нефе.
— Такое мне знакомо, — кивнул головой Моцарт. — Я тоже еще мальчиком служил органистом архиепископа в Зальцбурге. Но мне думается, что ваш повелитель был сущим ангелом в сравнении с сатаной, у которого служил я. Вы, наверное, слышали о Зальцбургском архиепископе Иерониме Колоредо. Он, конечно, из княжеского рода — разве может у нас стать архиепископом человек незнатного происхождения! Но лучше о нем не говорить.
Моцарт в самом деле замолк, и Людвиг не посмел докучать ему расспросами.
Когда юноша вернулся в свою скромную комнатку в предместье, он долго размышлял об увиденном и услышанном в этот день.
Значит, слава в самом деле приносит мало денег? Но если с таким трудом пробивает себе дорогу признанный миром Моцарт, то каково же будет ему, никому не известному, застенчивому, не имеющему друзей? И, в сущности говоря, разве это не бесстыдство, что он крадет время до крайности занятого композитора, как это было сегодня? Разве не следовало тебе, Людвиг, самому попросить отложить уроки на время, чтобы заниматься после пражской премьеры? Но что же тогда делать? Возвратиться обратно в Бонн? Ведь и в самом деле он мог бы до будущей весны спокойно заниматься под руководством Нефе. Но эти поездки стоят уйму денег! И ничего другого не остается, как перебиваться кое-как уроками и как можно меньше времени отнимать у маэстро.
А Моцарт, как ни старался, опять не мог выкроить время для него. История повторялась. Сначала его призывали какие-то служебные обязанности, а потом он усиленно возмещал потерянное Людвигом время, разбирая сочинения юноши и дружески беседуя с ним.
К удивлению молодого пианиста, Моцарт в своих беседах вновь вернулся к своему старому хозяину, архиепископу зальцбургскому.
