— Завтра в княжескую канцелярию будет представлен проект — как поступить с музыкантами из оркестра. Каждый из вас получил полную аттестацию как школьник. Добрый друг нашего дома дал мне копию той части аттестата, которая касается господина Бетховена. Я прочитаю вам, но еще раз предупреждаю вас, Людвиг, чтобы ни словом…
— Да, да, — не слишком почтительно перебил ее Людвиг, не сводя взгляда с таинственного листка.
— Ну, буду читать. «Певец Иоганн Бетховен. Голос совершенно не годный. Поведения дурного. Очень беден. Женат. Возраст сорок четыре года. Имеет троих детей. Служит двадцать восемь лет. Жалованье двести пятьдесят дукатов».
Людвиг был так расстроен, что не слышал и половины прочитанного.
— Значит, папа будет уволен?
— Нет, нет. Его не уволят, — успокоил его мягкий женский голос. — Может быть, вашему отцу полагалось бы и большее жалованье, но… это несбыточно. А теперь о вас, Людвиг.
У молодого органиста сердце замерло. Госпожа Брейнинг между тем сложила роковую бумажку и продолжала на память:
— «Людвиг Бетховен, 14 лет. Два года служил безвозмездно. Замещал капельмейстера в игре на органе. Очень способен. Поведения хорошего. Спокоен. Беден. Помощник органиста. Жалованье сто пятьдесят дукатов в год». Ну, что вы на это скажете?
Он был не в состоянии произнести ни одного слова. Сто пятьдесят дукатов! За эти четверть часа на него свалилось столько счастья, что он никак не мог осознать его. Не сон ли это? Отец счастливо отделался, а он, сын непригодного певца, уже не будет работать задаром.
— Благодарю, — сказал он чужим, деревянным голосом, не в состоянии иначе выразить свою благодарность. Он встал и неуклюже поклонился: — Я бесконечно благодарен вам, госпожа Брейнинг.
— Нет, нет, это лишнее. Оставайтесь с нами пообедать. Познакомитесь с моими детьми. У меня есть дочь и три сына. Кристоф почти ваш ровесник, остальные моложе. Мне очень хочется, чтобы вы давали уроки фортепьяно Лорхен — конечно, за приличное вознаграждение. Так останетесь обедать?
Приглашение было заманчивым. Мог ли четырнадцатилетний мальчик пренебречь добротой, которой дома было так мало! Но ему хотелось как можно быстрее оказаться на улице и бежать домой…
— Госпожа Брейнинг, если вы позволите, когда-нибудь в другой раз, — с трудом нашел он учтивые слова, чтобы отклонить приглашение.
Ответом была улыбка прощения, понимания.
— Конечно! Но приходите поскорее. Впрочем, вверяю вас попечению Франца Вегелера, он наш частый гость и приведет вас.
