— В кого веруешь? — спросил надменно поляк.
— Я верую во Святую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, — отвечал старец.
— А земного царя кого имеешь?
Иринарх без боязни громким голосом отвечал:
— Я имею Российского царя Василия Иоанновича. Живу в России, Российского царя имею, иного никого и нигде не имею.
Один из ляхов сказал:
— Ты, старец, изменник, ни в нашего короля, ни в царя Димитрия не веруешь. Надо бы тебя посечь саблей.
Старец отвечал:
— Вашего меча тленного я нисколько не боюсь, и вере своей и Российскому царю не изменю, если за это меня посечешь, то я претерплю сие с радостью: не много во мне крови для вас, а у моего живого Бога есть такой меч, который посечет вас невидимо, без мяса и без крови, а души ваши пошлет на вечную муку.
Пана Микулинского со свитой его удивила такая великая вера, и они удалились, оставив нетронутыми как старца, так и монастырь.
Спустя недолгое время близ обители сделали остановку отряды, которыми предводительствовал Ян Сапега. Воевода Михаил Скопин-Шуйский, благословленный старцем, побил Сапегу. В отплату тот пожелал предать огню Борисоглебский монастырь.
Печалью великой наполнилась обитель, игумена страх заставил бежать. Братия принялись со слезами прощаться друг с другом. Иринарх утешительно говорил своим ученикам и всей братии: «Не убоимся пожжения и посечения от иноверных: если нас пожгут или посекут, то мы явимся новыми мучениками и получим венцы на небе от Христа Бога нашего!»
Сапега послал в обитель пана ротмистра Кирбитского. Того вид кельи старца и трудов его заставили подивиться. Выслушав рассказ Кирбитского, воевода пожелел сам повидать затворника и с тем пошел в обитель. В Житии Иринарха есть описание и этого эпизода.
Едва оказавшись в келье затворника, Сапега поразился тесноте ее — от стены до стены разведенными в стороны руками достать можно, — отсутствию печки и постели, окну одному крохотному, но в особенности — прикованному цепью старцу, с веригами и прочими железными тяжестями на теле.
— Благослови, отче! — сказал воевода иноземный. — Как ты терпишь такую великую муку в темнице?
Иринарх отвечал:
— Бога ради сию темницу и муку терплю.
Паны из сопровождения Сапеги заговорили, что старец Бога не молит ни за их короля польского, ни за Димитрия, а молит за Шуйского, почитая того царем.
На это затворник с достоинством возражал:
— Я на Руси рожден и крещен, за русского царя и Бога молю.
— Правда в батьке велика, — заключил Сапега, — в которой земле жить, тому царю и служить.
