–Что он тебе сказал? – Спросила, сглотнув женщина.
Веранда, на которой они сидели, обдувалась свежим вечерним ветром с юга, толстые жесткие листья старой карликовой пальмы, сморщившейся то ли от старости, то ли ауры.
Земфира резко вдохнула и осмотрелась. По коже мурашки пробежали от одного странного шелеста, который, как она сначала подумала, ей привиделся.
–Что там такое? – Поинтересовался ее муж, заметив обеспокоенность.
Земфира мотнула головой и посмотрела в сторону ворот, ведущих к дому. На узкой, вымощенной гравием дорожке, по бокам поросшей короткой газонной травой, стоял человек. Его силуэт нельзя было разглядеть, но казалось, будто даже ветер переменил свое направление, а над незнакомцем сгустилась такая тьма, что совы могли бы запутаться.
–Джафар. – Пробормотала женщина и указала в сторону незнакомца.
Мужчина повернулся и быстро-быстро заморгал, как будто этим хотел избавиться от ненавистного видения. На его лице был виден испуг, но не страх от неизвестности, а страх от знания.
–Ты не сделаешь этого. – Проговорил он, когда незнакомец стал приближаться.
–Джафар! – Завизжала Земфира и укрылась за спиной мужа.
–Ты не сделаешь этого! – Крикнул мужчина, но незваный гость шел ровной, уверенной походкой, будто отточенной на новейшем станке.
–Джафар! – Снова закричала женщина, но ее муж прикрыл ее рот ладонью и обнял свободной рукой.
Незнакомец зашел на веранду и его фигура, наконец, осветила тусклой лампой, хотя это и мало что дало – балахон и куфия6, покрывающая лицо не могли бы ответить на вопрос о том, кем был этот человек.
–Я ничего не сделаю вам. – Хрипло проговорил он. – Но вы должны передать это Рахмету.
Он положил на кухонный стол красный конверт, запечатанный сургучом, и так же быстро исчез, как и появился. Джафар и Земфира, оцепеневшие от страха еще долго стояли под порывами возобновившего южного ветра, ловя на свое лицо тени старой пальмы.
***
–Сначала я потерял брата, а теперь теряю то, что ему было дорого.
Мужчина с седыми длинными бакенбардами, плавно перетекающими в густую кудрявую бороду стоял в загоне для лошадей и смотрел на то, как умирает последняя кобылица из его стада. Лошадь дернулась, ее копыта повозились по земле, мускулистая грудь несколько раз поднялась и резко опустилась, и изо рта бедного животного вылетело последнее предсмертное ржание, больше похожее на вздох облегчения.
–Он собирал этот табун по крупицам, как собирает антиквар предметы искусства. Эти лошади и были предметами искусства. Много раз ему предлагали продать их или выставить на бега. Но он бы никогда не позволил превращать Ван Гога в вандализм. – Говорил мужчина.
