Иисусов сын | страница 39
Я тоже был в нее влюблен. Но она все еще любила парня, которого недавно посадили в тюрьму.
Я обошел все худшие места, бар «Вьетнам» и так далее.
Бармен спросил:
– Налить тебе выпить?
– Нет у него денег.
У меня были деньги, но не столько, чтобы пить все два часа.
Я зашел в «Джимджам клаб». Индейцы из Клэмэта или Кутеная, или еще откуда-то севернее – из Британской Колумбии, Саскачевана, – сидели за барной стойкой, как маленькие картинки или как маленькие пухлые куклы, вещи, с которыми дурно обращаются дети. Ее там не было.
Один парень, узкоглазый, черноглазый нез-перс, чуть не столкнул меня со стула, подавшись вперед, чтобы заказать бокал самого дешевого портвейна. Я сказал:
– Эй, это не с тобой мы вчера в бильярд играли?
– Нет, вряд ли.
– И ты еще сказал, чтобы я собрал шары, а ты пока разменяешь деньги и расплатишься со мной.
– Вчера меня здесь не было. Меня вообще не было в городе.
– Ты не отдал мне четвертак. Ты должен мне четвертак.
– Я отдал тебе четвертак. Положил прямо рядом с твоей рукой. Две монеты по десять центов и еще пять.
– Кто-то решил спустить их на выпивку.
– Не я. Я тебе все отдал. Может, они на пол упали.
– Ты понимаешь, когда уже хватит? Понимаешь, когда все?
– Эдди, Эдди, – индеец подозвал бармена, – ты не находил здесь вчера монеток по десять и по пять центов? Ты не подметал? Не попадалось тебе что-нибудь такое, может, была там пара монеток по десять центов и одна пятицентовая?
– Может быть. Здесь всегда остаются какие-то монетки. Какая разница.
– Видишь? – сказал мне индеец.
– Как вы меня достали, сил нет, – сказал я, – еле пальцем могу пошевелить. Все вы.
– Слушай, я не стал бы тебя морочить из-за двадцати пяти центов.
– Все вы, все до одного.
– Тебе нужен четвертак? Хрен с тобой. На, держи.
– Иди ты. Просто сдохни и все, – сказал я, вставая из-за стойки.
– Возьми четвертак, – сказал он, очень громко, потому что увидел, что я не собираюсь брать его деньги.
Накануне ночью она разрешила мне поспать с ней в одной кровати, не то чтобы с ней, скорее рядом с ней.
Она жила с тремя студентками, и у двух из них были парни – тайваньцы. Ее так называемый брат спал на полу. Когда утром мы проснулись, он ничего не сказал. Он никогда ничего не говорил – в этом был секрет его успеха, если это был успех. Я отдал четыре доллара, почти все свои деньги, одной из студенток и ее парню, который не говорил по-английски. Они должны были купить нам всем тайваньской травы. Я стоял у окна и смотрел на парковку перед домом, пока ее брат чистил зубы, и наблюдал, как они уезжают с моими деньгами на зеленом седане. Не успев даже выехать с парковки, они врезались в столб. Они вылезли из седана и пошатываясь побрели прочь, оставив двери машины открытыми и цепляясь друг за друга, их волосы разлетались на ветру.