Поездка домой. Уехать от этих тротуаров, от всех этих мостов, асфальта, голых, без деревьев, улиц и набережных, смотреть, как меняется пейзаж за окном, как вырастают леса, как природа берет свое. На севере природу уважают, она та часть жизни, с которой считаются. Деревья растут там, где им хочется, и ни у кого не спрашивают на это разрешения. Летний лес завораживает, на белые березки в бликах солнечного света здесь смотрят почти с благоговением, даже те, кто не верит в Бога. А потом приходит середина лета, а вместе с ним и гнус, а с гнусом – намек на увядание этой самой природы, и снова приближаются длинные темные ночи, когда даже белая кожа берез не в силах защитить нас от непроглядной тьмы.
Сейчас 18 декабря, за окном абсолютный мрак, темнее уже просто некуда. Совсем скоро свет начнет снова бороться за свои права, и пусть даже это долгий процесс, но значит, так надо, согласно какому-то плану свыше, потому что во мраке люди приходят в себя и начинают ценить свет.
Было все еще темно, когда автобус «Тапанис», курсирующий между Стокгольмом и Хапарандой, въехал на автовокзал в Торнио. На морозе изо рта выходящих пассажиров вырывался пар.
Автобус прибыл чуть раньше, и Анни придется прождать как минимум четверть часа, прежде чем ее встретят.
Кто ее встретит? Этого она еще не знает. Время всего шесть часов утра, вряд ли найдутся желающие вставать в такую рань и ни свет ни заря тащиться за десять миль в город, да еще в субботу.
Анни пошарила по карманам в поисках сигарет.
Врачи сказали ей, что курение вредно сказывается на здоровье ребенка, и она почти бросила курить.
Но иногда могло приспичить. А если ей будет хорошо, то и ребенку в животе тоже будет хорошо, верно? Две-три затяжки погоды не сделают, а Оскару будет куда лучше с довольной мамой, чем с сердитой.
Мама. Как странно думать о себе в подобном роде.
Анни закурила и выпустила вверх струйку дыма.
Мама, она станет мамой, возможно ли такое?
Ведь настоящей мамой была Сири. У мамы был фартук и шершавые руки, мама таскала за волосы, если напроказишь, мама ухаживала и присматривала, брала за руку, мама растапливала баню, чистила картошку, один карапуз вечно висит на бедрах, еще несколько штук вертятся под ногами. Мама, которая никогда не ходила в школу, никогда не делала ничего такого, о чем мечтала, – да что там! – вообще не умела мечтать. Мама – это было так много и ничего из этого нельзя было сказать про Анни.
I'm going places
