Хирво видел, как по углам растут кипы «Вестей Похьолы», как это бывало раньше, когда у Сири не хватало времени убрать старые газеты в корзинку, видел все эти явные и не очень вещи, и даже такие, которые не так-то просто понять и объяснить, даже сам дом, казалось, присел, сгорбился, глубоко и пусто вздохнул. Хирво видел все, но не мог ничего поделать, потому что знал – внутри отца заключена большая и ужасная сила, от которой нельзя избавиться.
И внутри Воитто тоже.
Хирво всегда считал своего отца красивым человеком. Но в последнее время он здорово изменился. Отчасти постарел, но не только. Отсутствие ухода и личной гигиены, это да, но было что-то еще. Теперь, когда отец стал жить один (более или менее), его, казалось, прокололи, словно покрышку. Кожа на лице обвисла, залегшие у крыльев носа и сбегавшие дальше к подбородку складки стали глубже и еще резче выделялись на фоне постоянно небритых щек. Волосы, по-прежнему черные как ночь, торчали во все стороны, а мятая одежда издавала слабый, но между тем все более усиливающийся невыносимый запах мочи. Смотреть на Воитто, который теперь целыми днями торчал рядом с отцом, тоже было неприятно, словно черное или, скорее, зеркальное отражение Пентти. В придачу его молодость еще больше подчеркивала упадок отца.
Хирво помнил тело Воитто на себе той ночью, когда он по ошибке принял брата за Пентти, тело, которое, как он теперь понимал, не могло принадлежать старому человеку. Это было тело зверя, и оттого Хирво думал о своем брате, как о человеке, тоже ведомом темными инстинктами. Неужели его брат заразился тем злом, что жило в их отце?
Он помнил, как однажды, когда он был еще ребенком, Воитто взял его с собой в лес. Это было время, когда Воитто пытался заботиться о нем, – Хирво помнил это очень отчетливо, – но ему было трудно верить воспоминаниям и думать, что когда-то Воитто действительно старался быть хорошим. В тот раз они углубились в лес всего на несколько сотен метров и оказались возле большого муравейника. Хирво был восхищен кипучей жизнью муравьев и их беспримерным трудолюбием. Он мог бы так стоять и смотреть хоть целый день. И он даже не заметил, когда в руке у Воитто оказалась сухая ветка. Хрупкая и с отваливающейся корой, она напомнила Хирво облезшую на солнце кожу. Старший брат подпалил ветку, и та вспыхнула и запылала, ярко и сильно, но быстро прогорела, превратившись в черную головешку.
– Ну что, посмотрим, насколько муравьи могут быть быстрыми, если подкинуть им инородный предмет?
