Воитто поднял руку в вялом приветствии.
– Привет, братишка. Что, уже вернулся? Испугал я тебя ночью?
Он пожал плечами, словно хотел извиниться, после чего повернулся к остальным.
Хирво пробормотал в ответ что-то невразумительное, но приближаться к ним не стал, стараясь держаться на расстоянии. Вместо этого он поспешно вернул велосипед на место, прихватил с собой кое-что из самого необходимого и пулей дунул в лес. При этом он проследил, чтобы никто (и в первую очередь Воитто) не последовал за ним, пусть даже в глубине души он знал, что Воитто, если захочет, все равно его найдет, разыщет как охотник дичь, потому что он лучше, чем кто-либо другой умел искать в этом лесу, даже лучше, чем сам Хирво, так что оставалось лишь надеяться, что сейчас брата занимают совсем другие проблемы. В своих мыслях Хирво часто возвращался к той ночи, раздумывая, что же тогда на самом деле произошло. Он был уверен, что это Пентти. Но, возможно, он ошибался? Может, это Воитто уселся верхом на него? Узнать это теперь не представлялось возможным. Во всяком случае, для Хирво уж точно. Кто-нибудь другой, вероятно, отважился бы спросить, сумел бы. Но не Хирво.
* * *
Лето подходило к концу.
Большую часть времени Хирво проводил в лесу. Но следил за развитием событий в Аапаярви с расстояния. В ветреные дни ему не нужно было даже подходить слишком близко, чтобы услышать стук молотков, разносящийся эхом по округе. Он слышал, как каждое утро машина Эско въезжала во двор, и слышал, как по вечерам она уезжала оттуда.
Изредка он все же заглядывал домой, остерегаясь попадаться на глаза отцу (и даже брату). Или просто караулил, ждал. Слушал, о чем говорят животные, скотина в хлеву и те звери, что жили в ближайшем лесу, и следил за тем, чтобы трещина в его отце не становилась больше. Он научился спать с открытыми глазами, потому что знал, что это лишь вопрос времени, когда Воитто надумает чего-нибудь учудить. Прежде чем что-то произойдет. Что бы это ни было.
Усадьба перестала быть его домом. Всего лишь оболочка, почти покинутая всеми скорлупа, лишенная жизни.
То есть на самом деле там еще жили люди, но никто больше не заботился об этом месте, никто не любил его и не переживал о том, чтобы оно не превратилось в руины.
Пусть даже Хирво не заострял внимание на деталях, он все равно видел упадок дома, видел, как тот постепенно обрастал грязью, когда теперь его больше никто не мыл и не чистил, не полоскал и не выбивал половички, видел грязную посуду, которую никто не удосужился помыть после ужина. Воитто пытался, но, несмотря на привитую в армии дисциплину, ему все же чего-то не доставало, взгляда что ли, умения видеть грязь. Он старался, что-то делал по хозяйству, но вот грязь все равно никуда не девалась.
