— Вот это зеркала! — удивился старик.
— На полу синие ковры, — продолжал Муколай, — на стене картины. Окна завешаны кружевом. А на столе комус[13] с большой трубой. Зовут его крапоном.
— Граммофон, — поправил старик. — У Тастак-бая тоже есть. И поет, и говорит и даже смеется. Как человек.
— Вот какой бай! А что есть у Карам-бая? Даже хорошего стола нет.
— Не знаешь ты его, — заметил старик. — Он золотом богат.
— Говорят, деньги в пещеру спрятал.
— Ну, кроме самого Карам-бая об этом никто не знает.
— А зачем прячет? Наверное, думает, что на том свете пригодится?
— По годам ему не больше тридцати, по скупости — сто. Одежда хорошая есть — не носит. В будни, говорит, незачем, а в праздник боится замарать. Когда больше носить? И на хлеб тоже скуп. Хлеба целые амбары, а наемных людей не кормит. И платит мало. Как-нибудь да обманет. Максиму вместо стельной коровы за четыре года работы теленка дал. Говорят, Зими из-за этого к Макару и приехал.
Санан весь встрепенулся, услышав знакомое имя. Неужели тот самый Зими, которого он принял за хозяина горы? Он сразу вспомнил белое лицо, желтые волосы, синие глаза… Но спросить не решился. Да и старик с Муколаем перестали шептаться. Заговорил Макар.
— Хозяин этого дома обманул Максима, батрака. Вместо стельной коровы дал ему теленка. Это за четыре года тяжелой работы! Обман, эксплоатация!
— Або-а, какой ученый! — удивился кто-то из охотников.
— Карам-бай должен дать Максиму стельную корову, ячмень, пшеницу и масло. Сколько — здесь говорить не будем, сельсовет установит.
Карам-бай, который никогда не смотрел на людей прямо, поднялся с койки. Глаза его налились кровью, лицо потемнело. Не глядя на Макара, он сунул руку под подушку и вытащил охотничий нож.
Карам-бая в улусах знали, как человека решительного.
Уж если он поднял руку на кого-нибудь, то, не ударив, не опустит.
И народ попятился к двери.
Санан тоже испугался, но не побежал, а прижался к стене.
Однако Карам-бай дальше не двинулся. Он стоял у стола и трясся от бессильной злобы, не сводя глаз с нагана, блестевшего в руке Макара.
— Эй, Карам-бай, — сказал председатель сельсовета. — Нож разве игрушка? Что полагается платить, того не избежишь, хоть сто раз хватайся за нож. Не уйдешь от закона.
Слова Макара вызвали радостный шум в избе.
— Вот это закон.
— Настоящий закон!
Карам-бай молча вернулся к своей кровати и сел, косясь на оживленные лица охотников и батраков.
А Макар, не обращая больше на него внимания, обратился ко всем:
