Свой труд, свои деньги, своя одежда, свой хлеб!
А главное — он понял, что сможет жить, не работая на бая.
И всем этим юноша был обязан маленькому, невзрачному Самюку. Маленький, а какой охотник, какой товарищ!
«С человеком сам будешь человеком» — говорили старики. Правильно говорили. Но есть такие люди, как Тастак-бай и Карам-бай. С ними человеком не станешь. С ними, как родился, глядя вниз, так и умрешь, не взглянув вверх. На свете и звери разные и люди разные. Но почему так?
Сейчас над этим вопросом Санан долго не задумывался.
Перед ним на нартах лежали соболи и белки — дорогие, мягкие меха, которые, казалось ему, открывали перед ним дорогу в другую жизнь, дорогу к счастью, к знаниям, к свободе.
У Максима своя дума: продать свою долю пушнины, одеться и пойти искать Аксинью.
А Чабыс-Самюк просто был рад, что помог сиротам. «До седых волос для себя жил, — думал он, — а богатым не стал. Бедным начал, бедным и остаюсь». На пушнину он даже не смотрел. Зато всю дорогу любовался счастливыми лицами своих молодых друзей. Глядя на них, старый охотник, чувствовал себя тоже счастливым и молодым.
До дома оставался всего день пути. Погода стояла мягкая, безветренная. Ночью выпал снег и идти было легко. Лыжи и нарты скользили сами собой. Тихо и пусто в эту пору в тайге.
И вдруг между пихтами показалась чья-то фигура. Это была первая встреча с человеком за все время промысла.
Охотники присмотрелись.
— Муколай! — радостно крикнул Сакан и хотел броситься на шею старого друга. Но остановился, заметив странное выражение его лица.
Муколай ничего не говорил, не улыбался, как всегда.
Он молча сел на пень, вынул из кармана знакомый Санану нанчык[27] и протянул охотникам. Те, тоже молча, закурили и уселись на своих нартах.
— Какие новости, Муколай? — спросил Чабыс-Самюк.
— К вам навстречу пошел, — начал он, не поднимая глаз. — Плохие новости. Санана и Максима арестовать хотят, с ружьями ждут.
— Кто? — испуганно вскрикнул Самюк и уронил трубку в снег. Лицо Максима сразу почернело. И только Санан не удивился, словно ждал этого.
— Из волости приехали, — продолжал Муколай.
Максим, не слушая, заговорил ни к кому не обращаясь:
— За какие грехи нас мучают? Кажется, никого не убивали, не воровали.
— В улус не заходите.
— Почему не заходить? Мы не разбойники, не бандиты…
— Не заходите. Плохие слухи ходят.
Максим соскочил с нарты, поднял оглоблю и двинулся на невидимого врага. Муколай загородил ему дорогу.
— Не пущу, Максим. Сердись не сердись.
