Рождение неолиберальной политики | страница 96
В отличие от Бёрка отношение Смита к Французской революции, этот безошибочный показатель политической позиции в конце XVIII в. (и далее), не столь ясно. Есть сведения, что он в основном симпатизировал программе жирондистов, но она была похоронена реакционерами после хорошо известных эксцессов Революции[272].
Взгляды Смита на государство и рынок чужды большинству современных читателей. По мнению Ротшильд, Смит полагал, что рынки «созданы государствами или навязаны ими непокорным торговцам. Государства были большими беспорядочными обществами, включавшими в себя местные власти, гильдии, корпорации и государственные церкви»[273]. Принимая во внимание кругозор Смита, невозможно представить, чтобы он понимал рынок как нечто отдельное от деятельности государства, и любая оценка Смита должна учитывать его общий взгляд на человеческую мораль. Об окончательной редакции его книги «Теория нравственных чувств» Ротшильд пишет: «В этих исправлениях и дополнениях порой заметен негодующий тон, — когда, например, Смит говорит о «низких и презренных национальных предрассудках» или о «повреждении наших нравственных чувств», которое проистекает из склонности почти что поклоняться богатым и могущественным»[274]. Воскрешение Смита в XIX в. в облике хрестоматийного консервативного экономиста послужило примером для неолибералов XX в., которые заявили, что Смит безоговорочно принадлежит им[275].
Для неолиберализма были важны три основных и взаимосвязанных элемента доктрины Смита. Прежде всего, доводы Смита в пользу могущества свободного рынка были основаны, как считалось, на свойствах человеческой природы. Первостепенное значение имела опора Смита на конкретную реальность, на людей, какие они есть в действительности. Описание экономической жизни в «Богатстве народов» не было утопическим и представляло собой описание экономической истории. Джеймс Бьюкенен, глава школы общественного выбора (см. ниже), например, воспринимал Смита как создателя науки о сущем, в отличие от теории, трактующей о должном. В 1966 г. он писал Хайеку о Смите: «Я всегда стараюсь рассуждать, опираясь на конкретные примеры, и Ваши замечания заставили меня задуматься об основании нормативной этики Смита; этот предмет, насколько я знаю, ещё по-настоящему не обсуждался. С точки зрения Адама Смита, человек ведёт себя определённым образом, и именно на этом основании Смит построил свою теорию. Если в определённом смысле переформулировать Вашу позицию, то можно сказать, что для Смита констатация данности на самом деле мало отличалась от утверждения, что человек «должен» вести себя именно так, если он преследует определённые социальные цели»