. Оставалось только облечь плотью костяк, составленный первыми членами Общества Мон-Пелерен. Эти люди были интеллектуалами и учёными; после заседаний общества они, естественно, возвращались в свои университеты и к своей работе. Движение нуждалось в такой группе сторонников, которая смогла бы популяризировать и распространять неолиберальные идеи на более широком пространстве, выходящем за пределы разрозненных и изолированных академических очагов. Идеи, изложенные в «Дороге к рабству», уже привлекли внимание многих представителей деловой элиты, которые играли видную роль в коалиционной оппозиции Новому курсу, — таких, например, как Джаспер Крейн из DuPont Chemicals. Этому сообществу посвящена глава 4. А в конце 1940-х годов были уже намечены основные пункты программы и основные элементы интеллектуальной и политической стратегии.
Поппер, Мизес и Хайек подвергли резкой критике отличительные черты (как они их понимали) «либерализма» Нового курса и английской социальной демократии. Поппера в наименьшей мере устраивала радикальная рыночная программа; поэтому он не играл столь видной роли в зарождении и созревании неолиберальной политики после 1945 г. Однако Поппер предпринял мощную критику Платона, Гегеля и Маркса, которая послужила интеллектуальным оружием неолиберализма. Хайек стал интеллектуальным и организационным лидером нового движения. В статье «Интеллектуалы и социализм» он решительно отказался идти на теоретический компромисс в вопросе о превосходстве рынка; его примеру последовали Милтон Фридмен и другие чикагские экономисты. За ним последовали и многие из пылких идеологических предпринимателей, которые руководили неолиберальными аналитическими центрами и пропагандировали свободный рынок. Мизес тогда не пользовался такой известностью, но, вероятно, именно его бескомпромиссное видение рынка восторжествовало в конечном итоге. Взгляды Мизеса на бюрократию оказали влияние на чикагских экономистов, виргинских теоретиков общественного выбора и, что самое важное, на бизнесменов, которые оказывали финансовую поддержку трансатлантической неолиберальной политике[224]. Мизес пользовался особым расположением бизнесменов, поскольку считал корпорации двигателем социального и экономического прогресса. Без поддержки богатых людей и фондов движение никогда не встало бы на ноги. Он прозорливо определил потребление как по природе своей демократический акт, а рынок как форум для выражения этого волеизъявления
