. Система, однако, была фрагментарной, и многие граждане остались за её рамками. Если в США Новый курс ознаменовал появление новой формы либерализма, то в Англии эти ранние реформы стали водоразделом между викторианским либерализмом XIX в., воплощённом в политике правительств Гладстона, и новым прогрессивным либерализмом, сопряжённым с активной ролью государства. Либерализм Гладстона основывался на принципах
laissez faire и свободы торговли. Новые же либералы видели главные помехи для свободы в бедности, болезнях и неустроенности.
Послевоенное лейбористское правительство, ориентировавшееся в том числе на фабианских социалистов и Уильяма Бевериджа, дополнило эти первые реформы всеобщим пенсионным обеспечением, обязательным страхованием по безработице и Национальной службой здравоохранения Ная Бивена[50]. Беверидж (как и Кейнс, член Либеральной партии) был главным архитектором реформ либералов и лейбористов, но при этом фигурой противоречивой. По словам его биографа Джоуза Харриса, «ни в коей мере не будучи последовательным «либеральным коллективистом», он колебался между почти абсолютной преданностью свободному рынку и столь же сильной тягой к полуавторитарному административному государству»[51]. В его личности нашла воплощение внутренняя противоречивость либерализма XX в., разрывавшегося между своим классическим наследием laissez faire и совершенно новым видом интервенционизма. Тем не менее идеи Бевериджа и Кейнса привели к возникновению тех явлений, которые вызывали у неолибералов опасение и неприятие.
И в основе «либерализма» Нового курса, и в основе английских либеральных и лейбористских реформ лежало подспудное убеждение, что благополучие государства обеспечено, пока власть находится в руках просвещённой и квалифицированной политической элиты. Знаменитый «мозговой трест» при Рузвельте и прогрессивно-либеральные кадры, персонифицированные Бевериджем и Кейнсом, как нельзя лучше соответствовали концепции спускаемых сверху реформ на благо всего общества. Прогрессивно-либеральный проект не был революционным. Он родился из стремления сохранить и защитить либеральную демократию и капиталистическую систему. При этом, однако, он был основан и на убеждении, что возможен «средний путь» (как называл это Кейнс). Когда экономический хаос 1930-х годов был вытеснен войной, либералы увидели луч света. И в Англии, и в США крепло убеждение, что полная военная мобилизация экономики и общества показывает, как можно решать социальные задачи в мирное время. Неолибералы, разумеется, резко протестовали против такого вывода.
