(Мф. 27: 3, 4).
А зачем он вообще туда пошел?
Какой в этом смысл?
«Конечно, заслуживает одобрения то, что он сознался, повергнул сребреники и не устрашился иудеев», — хвалит его Златоуст >[74]. Конечно, заслуживает. Но зачем?
Вторит ему Феофилакт Болгарский:
«Запаздывает раздумьем Иуда; раскаивается, но не на добро. Сознаться — хорошо…» >[75]
Да мы уже поняли, что хорошо! Неясно только, зачем ему это?!
«Говоря: „Согреших, предав Кровь неповинную“, Иуда свидетельствовал, что Иисус Христос невинно умирает, и иудеи, сказав: „что нам до того, смотри сам“, — согласились с его свидетельством; таким образом истина была засвидетельствована врагами» >[76].
Прекрасно, все друг с другом согласились. Мне третий раз приходится спросить: зачем?
«Когда Иуда увидел, что Спаситель осужден на смерть, то не раскаялся, не почувствовал сожаления, а только потерял последнюю надежду. На самом деле ему не удалось пристать к первосвященникам и их партии. Дело было сделано, и Иуда, из учеников Христа, стал теперь врагам Христа совершенно не нужен. С другой стороны, ученики Христа после поступка Иуды также не могли возвратить его в свою среду >[77].
Да что вы говорите! Вот это, последнее, конечно, особенно обидно.
Насчет того, что не раскаялся, — в Евангелии написано прямо обратное! Но и помимо этого: откуда бы Иуде утром в пятницу знать, что ему не удалось пристать к партии первосвященников, если он с ними после ареста Христа даже не говорил ни разу?
«Иуда счел за лучшее возвратить деньги тем, от которых они были получены. Этим хотя сколько-нибудь можно было скрасить преступление, совершенное предателем, и оно, по крайней мере, могло бы получить вид бескорыстного деяния» >[78].
Зачем?! В благотворительность решил напоследок поиграть? Скрасить преступление бескорыстием? И пойти повеситься, огорчившись, что карьера не удалась и ученики Христа, такая неожиданность, с ним дружить больше не будут?
Других версий нет.
Но все же — чего-то он должен был хотеть?! В конце концов, ради просто неприятного разговора мог и к апостолам пойти. Убили бы, конечно, как собаку, ну да разве ему чего-то другого надо было? А можно было и вообще никуда не ходить. Деревьев в Гефсимании мало, что ли? Повеситься не на чем?
Вряд ли он мог ждать от коэнов утешения. Глупо идти к подельникам по преступлению, чтоб они тебе слезы утирали. В лучшем случае высмеют.
За отпущением грехов он тоже прийти не мог. Института исповеди в те годы еще не существовало. Пойти к первосвященникам за отпущением грехов для Иуды было примерно то же самое, что для нас — пойти за тем же самым в полицию. Закон Моисеев к грешникам был весьма суров, и простым покаянием там обычно никто не отделывался.
