Лионцы хотели устроить своему депутату прием, который бы ни в чем не уступал приему, устроенному в Мюлузе генералу Фуа. Было решено, что почетный гость въедет в город в коляске через Везские ворота и следом за многочисленной группой всадников, в окружении толпы — как предполагалось, также очень многочисленной — направится к ратуше на площади Терро, в самом сердце города. Именно здесь, в большой зале гостиницы «Север», в его честь будет устроен банкет. А после банкета весь кортеж двинется в сад «Французские горы», расположенный на другом берегу Роны, в квартале Бротто. Там будет пущен фейерверк. Организаторы праздника приняли все возможные предосторожности ради того, чтобы банкет прошел без происшествий и не дал ни малейшего повода для злословия. Банкет был посвящен не только Корселю, человеку вспыльчивому, от которого можно было ждать любой выходки, но и памяти скончавшегося в прошлом году Камиля Жордана, депутата от департамента Эн. Жордан, один из величайших ораторов левой, как выражались в ту пору, был таким же убежденным роялистом, как и последовательным либералом. Отдавая дань его памяти, организаторы банкета рассчитывали привлечь на свою сторону умеренных избирателей и избежать каких бы то ни было крайностей. Место для банкета избрали самое респектабельное и открытое:
Большой обед <…> должен был состояться в коммуне Ла-Гийотьер, но по размышлении сотрапезники сочли, что удаленность этого места может подать повод к несправедливым подозрениям и даже снабдить оружием клеветников. Дабы избежать подобных неприятностей, устроители решили, напротив, переместиться под крыло властей и сделать свой праздник открытым для самого придирчивого надзора. <…> Подписчики, движимые уважением к порядку, начертали некоторые предварительные установления. Вот главные из них <…>: обед будет длиться не более двух часов. Вино будет подаваться одного-единственного сорта. Через каждые двадцать человек будет помещаться комиссар, избранный из старейшин собрания. Тотчас после обеда все отправятся во «Французские горы», где будут устроены обычные забавы и сожжен фейерверк. Если же недоброжелатели захотят воспользоваться этим событием для нарушения порядка, если поблизости раздадутся крики, намеки или оскорбления, участники собрания поспешат предать виновного в руки властей[226].
Никаких серьезных происшествий не стряслось ни перед, ни после, ни, главное, во время обеда, за исключением того, что, несмотря на конфиденциальные, но настоятельные рекомендации властей, никто не произнес тоста за здоровье короля; бокалы были подняты в память Камиля Жордана, а также за некоего либерального адвоката и за «отважного депутата Корселя». Но мероприятие собрало толпу. Быть может, она была не так велика на въезде в Лион, где почтенного депутата встретила блистательная депутация лионских коммерсантов, а один из горожан увенчал его дубовым венком, но зато вечером в квартале Бротто, где возвели специально по такому случаю триумфальную арку, украшенную транспарантом, прославляющим «верного депутата», людей собралось множество. Несколько тысяч человек теснились на Моранском мосту и в саду «Французские горы», где много раз стреляли из мортирок и был сожжен обещанный фейерверк. Из толпы раздавались крики «Да здравствует независимость, да здравствует свобода, да здравствуют либералы!», а также «Долой знать, долой духовенство!» Часть собравшихся проводила Корселя назад в город, и разошлась толпа лишь к одиннадцати вечера; власти не находили себе места от страха, опасались худшего, едва ли не захвата ратуши.
