Впрочем, в конечном счете ничего особенного не произошло, и, как только страх рассеялся, настало время извлекать политические уроки. Однако власти департамента Рона, судя по всему, проявили мудрость и сочли за лучшее ничего не предпринимать. Вначале они подумывали о судебном преследовании брошюры, опубликованной либералами, но затем благоразумно от своего намерения отказались и ограничились гневными речами. Политическая подоплека случившегося могла ускользнуть от министра внутренних дел, если он не знал досконально историю города и не присматривался с особым вниманием к недавним событиям. Во-первых, в отличие от предыдущего года, администрация не смогла отговорить видных лионских либералов от устройства праздника, который неминуемо, точно так же, как мюлузский праздник в честь генерала Фуа, состоявшийся месяцем раньше, или въезд Гийема в Брест два года назад, напоминал почести, воздаваемые монарху или по крайней мере принцу из королевской фамилии. А не преуспела администрация в своих намерениях потому, что лионские либералы и Корсель хотели сообщить своему городу в глазах общественного мнения совсем не тот облик, какой навязал ему месяцем раньше префект: дело в том, что 29 сентября 1821 года власти с большой помпой перенесли в надгробную пирамиду в квартале Бротто, возведенную на месте резни 1793 года, останки г-на де Преси. Официальные почести, воздаваемые роялисту, возглавлявшему военное сопротивление лионцев войскам Конвента, были призваны пробудить в памяти местного населения воспоминания о страшных событиях и настроить в пользу правящей династии; таким образом власти рассчитывали вернуть себе доверие потомков тех буржуа, которые тридцатью годами раньше были гораздо ближе к жирондистам, чем к роялистам.
Однако уловка оказалась очень грубой и вызвала в качестве ответной контрманифестации торжественный прием Корселя. А чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, какое решение примет либеральная лионская буржуазия, если нужно будет сделать окончательный выбор между Старым порядком и Революцией, даже в ее террористической фазе, для банкета в честь либерального депутата и памяти Камиля Жордана была выбрана, как в ярости сообщал министру внутренних дел молодой лионский аристократ, предусмотрительно не назвавший своего имени, дата 7 октября, то есть годовщина вступления в Лион войск Конвента, возглавляемых Дюбуа-Крансе. Лучше тирания Парижа, лучше Республика, чем возвращение к Старому порядку: если в том, что касается «черни», такой выбор был вполне предсказуемым, то подобный же выбор, сделанный крупными лионскими торговцами, тревожил власти куда сильнее.
