, ибо Господь справедлив, вели на эшафот, другие люди отправлялись в Оперу, и плясали, и пировали, и занимались филантропией и теофилантропией, галликанизмом и магнетизмом.
«Великие бедствия грядут неотвратимо» — название процитированного удивительного текста кажется вполне естественным[233]. Нетрудно и нарисовать портрет автора этой пророческой, заклинательной прозы, который прорицает вслух и выделяет голосом те слова, которые в печатном тексте выделены курсивом. Современники хорошо знали имя этого пророка, которого либеральные газеты время от времени с удовольствием цитировали, — отец Мерсье, редактор малотиражного ежеквартальника под названием «Апостолическая газета», выходившего с подзаголовком «Газета религиозная, церковная» и, как уточняла виньетка, «под эгидой католической ассоциации Сердца Христова». Иными словами, то был орган ультраправых католиков-ультрамонтанов, враждебных как Хартии, так и галликанству и готовых подписаться под фразой аббата Розана: всякая Конституция есть цареубийство. Единственное, что может поразить в приведенном образце пламенного красноречия, это дата его публикации, которая постфактум в самом деле сообщает ему пророческий характер: дело происходит в конце февраля 1830 года, за месяц до банкета в «Бургундском винограднике», через двенадцать дней после большого благотворительного бала в Опере в пользу неимущих, пострадавших от чрезвычайно суровой зимы, — бала, в котором принял участие «весь Париж» во главе с молодыми принцами Орлеанскими, но который благочестивый двор Карла Х намеренно проигнорировал[234].
В эпоху Реставрации раздающееся из уст или выходящее из-под пера проповедника осуждение танцев и оперы не выглядит неожиданным. Известно, что для миссионеров и части молодых священников, которые, подобно кюре из Ара[235], всерьез надеялись возвратить французов к католической вере, борьба с врагом рода человеческого предусматривала запрет танцев, занятия безнравственного, и осуждение театра — искусства, использующего дьявольскую иллюзию, — вкупе с театральными актерами. Известно также, что, поскольку жители и городов, и деревень страстно любили танцы и театр — главные коллективные развлечения той эпохи, пользу из этого весьма нерасчетливого ригоризма извлекала прежде всего антиклерикальная пропаганда; вспомним хотя бы «Челобитную за деревенских жителей, которым запрещают танцевать» Поля-Луи Курье, «Миссионеров» Беранже и огромный успех, с каким представляли в эпоху Реставрации мольеровского «Тартюфа». Более удивительным кажется осуждение пиров; чревоугодие испокон веков считалось смертным грехом, но введение пиршеств в число предвестий революционной катастрофы вызывает недоумение.
