Путь мы держим в УМЭ. Как зачем? А дежурство? Общеизвестно, что в праздничные дни надо было кому-то сидеть у телефона, который время от времени визгливо трезвонил: звонили из райкома, проверяли, бдишь ли, сидишь ли?
График сидения составлялся в парткомах и отправлялся в тот же райком. Там его утверждали. Зачем и кому понадобились сидельцы-дежурные? Опять же: да как это, зачем? И как можно тут о чем-то еще и спрашивать? А вдруг да...
Что?
Не-по-нят-но.
Но может случиться вся-ко-е.
А что именно?
Очевидно, подразумевались народный бунт, нашествие полчищ врагов, стихийное бедствие наподобие наводнения или пожара. И тогда-то дежурный, глядишь, и понадобился бы.
Обыватель давно изощрился превращать громоздкие нелепости доставшегося ему в удел социального строя в не лишенные пикантности утехи и развлечения; и я издавна полюбил на праздники дежурить в УМЭ. Приходил я к нашему секретарю парткома Гамлету Алихановичу, напрашивался: а не надо ли подежурить на праздники? Я и в этом году пришел и опять напросился, получив, натурально, согласие.
Когда мы подкатили к УМЭ, электронные часы какого-то заводика, что пригрелся напротив, показывали 19-58. На крыльце же топтался... Маг! Был он величав даже в своем суетливом комизме: и шляпенка-то на глаза надвинута, и очки круглые в железной оправе, и носик морковкой торчит, будто нюхает морозный воздух революционной столицы. И все порознь смешно, а величав, ничего не скажешь!
— Как себя чувствуете? Вы ж, я слышал, больны?
— Не так уж и болен.— Сверкнул очками, глаза неприятно забегали.— Не так уж и болен, а из дому выползти надо было. Ну-с, дежурство прошло нормально, происшествий не было, примите мои поздравления с годовщиной и позвольте откланяться.
Маг церемонно поклонился мне, Люде. Вручил мне связку ключей. Васю Маг как бы даже и не заметил, спустился с крыльца и потопал прочь, бормоча, что такси поймать не надеется, доберется до метро «Смоленская», а уж там, почитай, он и дома, у «Маяковской»,— минут за двадцать пять доберется.
— Двадцать пять,— сказал он как-то многозначительно.— Двадцать пять. Да, не меньше, никак не меньше!
Балкон у нас длинный, на балкон выходят двери и окна из нескольких кабинетов. Вася бегает по балкону, глазеет на багряное небо праздника.
— Папа, а салют скоро будет?
— Успеется, через час без малого.
— Папа, сколько залпов?
— Двадцать четыре, Васенька; ровно двадцать четыре, две дюжины.
С Ирой у нас есть уговор: дни рождения Вася справляет по очереди, один год у нее, другой у меня. У Иры — нечетные годы, четные же — со мной. В эти дни Вася всецело в ведении одной стороны. Семилетие встречал он с Ирой. Я спросил его, как прошел день рождения. Он, бедняга, грустно ответил, что скучно; и боюсь я, что он слукавил, просто думал, что мне нужен такой ответ.
