— Т…ты к…когда-нибудь в этой жизни нажрёшься, Васин? — презрительно вопросил он снайпера.
— А ты когда-нибудь условный стук выучишь? — парировал снайпер, заглатывая колбасу так, будто большая змея упитывает змею поменьше.
— Я н…нормально с…стучал.
— Три тире и точка — это ёлка, мы же договаривались. — Васин выудил из банки еще одну колбаску. — Я вас еле нашел. Точно колбасу не будешь? Последний кусман остался.
— Пошли д…домой уже. Нечего тут расси… ЖУК!! Вкусный жук!!!
Митрич превратился в струну и аляповато запрыгал по жёстким черничным кустам, неся хаос и смерть всему вокруг, что хотя бы отдаленно напоминало насекомое.
Васин глотнул из фляжки, встал, размял ноги. Да, пора домой. Сначала помыться, потом поспать. Спать Васин будет долго и крепко. Будь его душевная организация потоньше, к нему во сне и являлись бы убиенные снайпером немцы — с грустными безглазыми мордами и немым вопросом «За что?!». Но за всю войну к нему никто так и не пришёл. Вероятно потому, что Васин на этом не зацикливался. Укорачивая жизнь врагу, он тем самым удлинял её своим. На час ли, месяц или 50 лет — это уже как война даст. Но это того стоит. Поэтому палец Васина на спусковом крючке всегда был твёрд. А сон был как у младенца. Иногда, конечно, с громким похрапыванием. Отчего злой Митрич клевал его ночами в лоб.
А после сна Васин сядет за рапорт. В отличие от Рудольфа Васин писать письма не планировал. Потому что после бомбёжки писать ему было уже некому…
Вернулся довольный Митрич.
— Я г…готов.
— А ну-ка забацай. — Васин выставил перед ним винтовку. Дятел поставил лапку на приклад и резким ударом клюва выбил тридцать шестую вмятину.
— Всё. Валим.
Митрич взлетел и взгромоздился на покатое Васинское плечо.
— Митрич! А своими крылышками — не?
— А тебе плеча ж…жалко, что ли?!
— Ладно. Тогда чур во сне на спину не срать.
— Тогда ч…чур в блиндаже не храпеть. Иначе, Васин, я ей-Богу с клюва тебе в висок заряжу!
— Ага, попробуй. Потом нечем будет жрать своих многоножек.
Юмор их был груб, но беззлобен. Никогда они не злились друг на друга по-настоящему. Даже в первую минуту знакомства, когда Васин вытащил из дупла развороченного снарядом, пылающего дерева контуженного Митрича, дятел не испугался человека. Лёжа на широкой солдатской ладони, Митрич почувствовал, что это большое двуногое ничего плохого ему не сделает. Вместо того, чтобы трепыхаться и вяло пытаться улизнуть, он закрыл глаза и отдался на волю пропахшей казенным табаком судьбе. Судьба отпоила его водой, выходила, научила нецензурщине и условному стуку, похожему на «морзянку». А на вопрос «Там в дупле еще ж…жена была…» отвела глаза в сторону и ничего не ответила. Так Васин и Митрич стали настоящими боевыми товарищами.
