Войдя в своё жилище, я сразу поднялась на восьмой этаж, в Оружейную комнату. Но прежде чем вооружиться, я раскрыла большой дубовый шкаф, где висела одежда моего размера, предназначенная для ведения боевых действий. Здесь были: пятнистые, маскировочные плащи, штаны, рубашки. А так же стоящие внизу, на обувной полке, сапоги и полусапожки. Некоторые с шипами на подошве, хорошо приспособленные для лазанья по горам и ледникам, а иные, с носками, окованными металлом. Последние были весьма удобны в рукопашных схватках, однако я, после короткого раздумья, всё же предпочла обычные, мягкие полусапожки, в которых не произведёшь лишнего шума. По моему мнению, в «гости» к врагам, в таких идти, сподручней всего. Надев рубашку и штаны зелёно-серого цвета, я зашнуровала выбранную обувь, а уже потом приступила к выбору оружия. Впрочем, тут я не колебалась: мою осиную талию, плотно охватил широкий, кожаный пояс, с ячейками для метательных шипов. Своё обычное место, у левого бедра, занял кинжал. В правый полусапожек, скользнул дядюшкин подарок: потайной, гоблинский нож — Волчий Клык. Но меч за спину, я закидывать пока не стала, ибо экипировка была отнюдь не завершена. Несмотря на лето, мне следовало одеть плащ-хамелеон с капюшоном: идеальное, маскировочное средство, сливающееся с любым ландшафтом местности. Ещё он обладал другим полезным достоинством: в жару становился прохладным, а в холод — тёплым. Достался же он мне в первую очередь благодаря дядюшке, предпринявшем несколько лет назад, рискованное путешествие в горы Колючего Ремня за чудесной материей, заполучить которую можно было только у его соплеменников, ныне пребывающих под оркской пятой. Вернулся, помню, дядюшка, с парочкой свежих шрамов, очень усталый, но одновременно невероятно довольный, ибо нужное количество метров заветного материала, лежало у него в рюкзаке. А тётя Ири, перед нашим визитом к моей светлой родне, проживающей в Солнечной Долине, пошила из неё великолепный плащ, правда слегка великоватый, но это на случай если я ещё немного подрасту.
Уже в накинутом плаще, и с мечём в заплечных ножнах, презрительно проигнорировав длинный ряд, нелюбимых мной кольчуг, я отправилась по лестнице вниз, в кладовые. Но на шестом этаже внезапно остановилась, испытав непреодолимое желание увидеть портрет отца. Открыв дверь кабинета, я переступила порог, однако дальше не пошла, ведь и отсюда его смелое, открытое лицо было отлично видно. Неподалёку от портрета, висела картина в ореховой раме. На ней изображался величественный сосновый бор и кристально-чистая речушка Медуница, на берегах которой, прошло моё непростое детство. И которая, словно любящая подруга, омыла мёртвое тело мамы… Да, лишь она меня тогда пожалела, своим тихим, ласковым журчанием… К моему глубочайшему огорчению, маминого портрета в башне не имелось, но утешало уже хотя бы то, что, несмотря на прошедшие годы, образ мамочки в моём сознании, нисколько не померк.
