В уже сереющих предрассветных сумерках я встрепенулся от острого чувства опасности, пронзившего грудь. Чуй-то злобный взгляд обшаривал меня с ног до головы, но я никак не мог определить, где же находится сам недоброжелатель. Наконец ноздри мои уловили гадкий запах псины, вперемешку с серой, что выдавало присутствие ведьмы.
— Покажись, тварь, — тихо позвал я. — Или ты обделалась с перепугу? Ну же, будь смелой или поди прочь.
Со стороны речушки раздался тихий, едва слышный скрип уключин, легкий всплеск, и вот уже все более светлеющие краски пробуждающегося небосвода очертили сгорбленную фигуру, шкандыбающую ко мне с клюкой в руках. Наложить стрелу на тетиву лука было делом одной секунды. Теперь я б даже с закрытыми глазами мог пронзить ее сердце. Но она-то этого не подозревала! Тварь была столбовой ведьмой, что говорило о ее способностях моментально парализовывать жертву, вызывая своеобразный столбняк. И для данного действия ей не требовалось произносить какие-то заклинания или делать балаганные пассы руками. Мгновенный импульс мозга — и все дела, жертва даже в самый последний момент застывала безвольной восковой фигурой. На расстоянии четырех метров ведьма остановилась, уверенная в своей безнаказанности. Наверное, с долгую минуту это злобное существо в лохмотьях и с крючковатым, хищным носом, горящими красными глазами рассматривало меня, разевая черную пасть, полную желтых кривых клыков.
— Карга! — я в открытую провоцировал тварь. — Чего шляешься по ночам? Или лобок зудит и ищешь, где б почесать? Так ступай в лес, там гнилых пней полно, натешишь свою истертую плешь до полного удовлетворения.
Парализующий удар пришел столь молниеносно, что я вряд ли избежал бы его воздействия, не будь во мне защиты Источника. Этот своеобразный экран, предохраняющий от черного колдовства, в общем-то исправно действовал все годы после незабываемых посещений Лонширского Золотого Оленя. Отметив безобидный для меня импульс, я превратился в натянутую до предела пружину. Ведьма же, отбросив клюку в сторону, по-собачьи клацнула зубами и, на удивление, ловко прыгнула, целясь в манящие на шее артерии. Однако на полпути ее встретила острая, не знающая жалости стрела по моему мнению, столбнячка даже не успела удивиться, рухнув на землю с пробитым сердцем.
— Эх, карга, карга, — пробормотал я себе под нос, вытаскивая из ее тощей груди стрелу. — Советовал ведь тебе, дуй в лес. Не послушалась, старая прорва, плакали теперь пеньки.
