— Это же баба! — рявкнул толстяк и замер, испугавшись собственной громкости.
Инопланетянин удивился — глаза его слегка вылезли из орбит.
— У вас же тут вроде женоправие? — спросил он и занес пальцы для щелчка.
— Э-это на бум-маге… — Язык мой в ужасе цеплялся за зубы. — Н-нет у бабы такой функции — в-выбирать!
Тетка подвывала, кивая головой. Желе из ее товарки испуганно колыхалось на толстом боку.
Инопланетянин вытянул средний палец, дотронулся до виска жертвы.
Тетка взвизгнула, и звук в ней сломался.
От усилия лицо инопланетянина собралось гармошкой: видно, пытался читать, что у бабы в мозгах.
— Функционал, что ли, неполный? — определил он наконец и хмыкнул, перенаправляя палец на меня. — Тогда ты выбирай, человек: кубик или шарик? Кубик — мир, шарик — война! А то я устал. Вот устрою сейчас превентивно конец вашей планете!
Он подбросил шарик, и я лишился дара осмысленной речи.
— Не-е! — толстяк с силой подался вперед, вонзаясь локтем мне в грудь и частично приводя в чувство. — Ему никак нельзя выбирать, он же лох, терпила!
Инопланетянин замер. Шарик беспомощно повис в воздухе.
— Что значит «терпила»? — спросил синий уродец, усиленно вращая глазами.
Толстый замычал и покрутил в воздухе пальцами. Неподходящее у него было образование, чтобы читать сейчас лекции по лингвистике.
Инопланетянин задумался, причем надолго. Сумел он выяснить, кто такой терпила или нет, я не понял, но вид у него стал слегка потерянный. Может, и в его кастрюльно-шулерском обществе имелся свой уголовный мир?
— Тогда ты выбирай, человек! — указал он на толстяка.
— Не-е! Мне нельзя, я не пахан! — замахал тот всем телом. — Не проканает твоя запись! Начальство не одобрит! Пахану выбирать положено!
Лицо инопланетянина вытянулось, глаза вылезли так далеко, что показались синие штырьки.
— А где пахан? — спросил он, шевеля глазами.
— Сюда смотри! — толстый ткнул себя пальцем в висок. — Конечная. Турбаза «Уют»!
Инопланетянин ткнул пальцем в висок толстому, и синее лицо озарила улыбка понимания и облегчения — видно, узрел там что-то знакомое.
Он подался назад, тарелка завибрировала и, даже не закрыв люка, ринулась вверх.
Миг — и словно ничего и не было. Только синее небо заглядывало сквозь рваную дыру в крыше автобуса.
— Вы чего там творите?! — донесся запоздалый крик кондукторши.
Толстяк выпрямился, оттолкнувшись от моей груди. Его ладонь со следами наколотых на пальцах «перстней», такая родная и крепкая, оставила влажный отпечаток на моей рубашке. Видно, и ему недешево далась эта беседа.
