— Я думаю, пора заканчивать, агент Фостер. — Я стиснул челюсть, только чтобы самому не разрыдаться при нем. — Я не знаю, где те люди. Мне больше нечего вам сказать.
Он тяжко вздохнул, сложил бумаги обратно в папку и медленно поднялся.
— Ну что ж, доктор Кальтенбруннер. Это ваше решение, и я его уважаю. Обещайте только, что дадите мне знать, когда передумаете. Пока я все еще могу что-то для вас сделать.
С этими словами он протянул мне руку.
— Я не хотел вам говорить раньше, потому как вы вряд ли были бы в состоянии четко думать во время разговора, — произнес он тихо, все еще держа мою руку в его. — У вас родился сын, доктор. Три недели назад. Похож на вас, как две капли. Она назвала его Эрнстом, в честь отца, а еще уговорила меня поставить вашу фамилию вместе с её в его свидетельство о рождении. Вспомните об этом, когда в следующий раз начнете сомневаться в её чувствах к вам. И дайте знать, когда решите, что готовы сотрудничать.
Он быстро развернулся и вышел из камеры. Я стоял совершенно неподвижно, все еще в шоке от новостей, пока охранник не приковал меня к своей руке и не отвел меня обратно в камеру. Я медленно дошел до кровати, свернулся в калач под одеялом, которое я натянул поверх головы, и только тогда беззвучно разрыдался.
Линц, октябрь 1913
— Он рыдал, как девчонка, говорю тебе!
Йоханнес уже собрал вокруг себя большую группу наших одноклассников, которые пропустили драку и теперь не могли дождаться услышать все сочные подробности того, как я поставил известного хулигана Бернарда Ланге на место. Кто бы мог подумать, что такое вот незначительное событие вдруг принесет мне такую популярность? Ребята, которых я даже не знал, окликали меня по имени и спешили пожать мне руку. Даже старшеклассники, никогда не снисходившие до того, чтобы обратить на меня хоть какое-то внимание, хлопали меня по плечу и звали погонять с ними мяч после уроков.
Я же только ухмылялся смущенно, пытаясь понять, как тот факт, что я кого-то избил, вдруг принес мне всеобщее уважение и дружбу. Моя мать, например, пришла в совершеннейший ужас, когда ей пришлось отмывать мои окровавленные руки в тот день, и повторяла, какой я совершил ужасный поступок и как она никак от меня такого не ожидала.
— Эрнст, насилие — это не ответ, — строго говорила она, усердно отчищая мою рубашку. — Любой конфликт всегда можно разрешить разговором.
— Перестань, Тереза! — Мой отец сразу же перебил её. — Ты же сына растишь, а не дочь. Мальчики дерутся, это вполне нормально. Если уж на то пошло, это нужно поощрять, а не ругать его за это. Не слушай свою мать, сынок, ты все сделал правильно, и я горжусь тобой.
