Через некоторое время Евгений Борисович, старший сын Б. Л., видимо, недовольный приездом нашего врача (это был известный кардиолог Долгоплоск) и опасаясь, что и в дальнейшем могут быть с нашей стороны нежелательные вмешательства, решил сам звонить, держать нас все время в курсе и направлять наши действия. (Спасибо ему за это!) Один раз он просил меня достать итальянскую камфору, которую я раздобыла в тот же вечер и отнесла Евгении Владимировне, первой жене Б. Л. Она встретила меня так дружелюбно, что я чуть не заплакала — это было очень неожиданно.
Видимо, чувствуя наше безумное беспокойство, Б. Л. сам, со своей стороны, установил связь.
Это было 15 мая. В эту ночь мне снился жуткий сон — будто я опаздываю на переделкинский автобус, бегу за ним по пыльной дороге, а когда он останавливается, вижу, что мне все равно не подняться — у меня по колено обрублены ноги. Проснулась от телефонного звонка. Юный, совсем девчоночий голосок попросил приехать в Полупанский переулок, в приемную кремлевской клиники и спросить сестру Марину Р. Мы с мамой помчались туда.
Сестра Марина оказалась совсем девчушкой, с круглым курносым личиком, лет 16. Она была одна из трех, кажется, сестер кремлевской больницы, дежуривших у Б. Л. посменно. Марина почему-то все время улыбалась. И с милой, широкой улыбкой сказала нам, что Б. Л. умирает, что все сестры его очень любят, что особенно хорошо он относится к ней, поэтому и попросил ее позвонить нам. «Он сказал, что это секрет!» — смущенно улыбалась девочка.
Марина звонила нам каждый день. Она читала Б. Л. наши коротенькие записочки, передавала его ответы. Иногда даже ночевала у нас, если рано утром ей нужно было идти к Б. Л. на дежурство. Мы провожали ее до ворот, а сами дожидались выхода сменившейся сестры, уже предупрежденной Мариной о всех наших сложных взаимоотношениях, и та, лишь отойдя от дачи на почтительное расстояние, решалась заговорить и рассказать, как прошла ночь.
Мы уже знали, что все, что конец. Что уже были кровавые рвоты, потери сознания, что уже доставлена на дачу кислородная палатка. Рентгеновскую установку привезли за несколько дней до смерти. Открылась картина полного ракового поражения легкого, всюду метастазы. От легкого была и эта боль в плече и лопатке.
Через несколько дней мы провожали к Б. Л. приехавшую из Тарусы Алю Эфрон. Она пользовалась правом старого друга, по этому праву могла прийти и спросить обо всем. Был самый конец мая, переделкинские палисадники заливала бьющая через заборы сирень, вечернее солнце пригревало овраг, и никогда еще этот пейзаж — и озеро, лежащее, как блюдо, и разноцветная, как будто игрушечная церковь, позолоченная косыми его лучами, не казался нам таким прекрасным и таким обезнадеживающим.
