Я все время думаю о тех, кто ходил по этим узким улочкам раньше, точно так же как сейчас ходим мы. Вот они прошли и исчезли, а сытые и самодовольные туристы, постоянно попадающиеся мне навстречу, идут с таким видом, точно город этот принадлежит им и никому более.
Монтеверди и Тициан. Соседи
Интересно, вот когда Филипп Жакоте в «Самосеве» сравнивал музыку Монтеверди с живописью Тициана, имел ли он в виду близость их последнего пристанища?
Читая фрагмент 1964 года, начинаешь видеть очертания могильной плиты одного и контуры надгробия другого, хотя, скорее всего, Жакоте говорил о чем-то третьем, «сугубо личном».
Так часто бывает: голова произвольно соединяет в себе разнозаряженные сведения и сообщения («Ассунту» – с Хиросимой), заставляя нас приближать чужие высказывания до полного неразличения картинки и отсутствия критической дистанции.
«Монтеверди: словно пламя, беспрестанно меняющее мелодический очерк, ни на секунду не прекращая гореть. Как ни от одной другой, от этой музыки остается образ огня, звездной ночи. Напоминает разом Шекспира и Тициана (скажем, венскую „Данаю“). Но у Монтеверди не столько золотой дождь осыпает наготу, сколько из тела, самой его субстанции, его переливающейся красками, бархатистой плоти лучится и восходит в зенит мощь преображения, которую, кажется, можно почти физически почувствовать в некоторых арабесках, узорящих, к примеру, слово „stelle“ в „Ed e pur dunque vero“ или слово „prezzo“ в „Lettera amorosa“ (где игра текста строится на шевелюре, предстающей разом и пламенем, и золотым дождем). Эти музыкальные фигуры, как распустившиеся цветы, никогда не теряют связь с подземным миром страсти. И ничто лучше их не соответствует тексту Тассо в „Битве Танкреда и Клоринды“ – со всей его чувственностью, вопреки назидательному финалу».
Из «Самосева» Филиппа Жакоте
«Нигде, я думаю, кроме Рима, нет такого множества храмов, как в Венеции; и все они представляют двойной интерес: исторические воспоминания здесь неразлучны с чудесами искусства. Картины, фрески, статуи превращают каждый храм в музей. Когда атмосфера блещет ослепительным солнцем, томит зноем, путешественнику дорого всякое хранилище прохлады и тени. Откиньте синюю завесу, войдите в дом божий: вечная свежесть посреди мраморных колоннад, кроткий свет, проникающий сквозь расписанные стекла, все располагает здесь к думе о неведомом… Готическая скамья с изящной резьбой предлагается вам для душевной сиесты.
