Одним из самых смелых и парадоксальных решений было многотомное сочинение Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», рисующее биографию героя столь подробно и вместе с тем с огромным количеством отступлений, так что повествование обрывается, когда Тристрам все еще ребенок. Младенчество, детство и процесс рефлексии автора оказались вполне самодостаточной бескрайней «второй реальностью», а не предварением взрослого бытия героя. Целью автора явилось как можно дольше рассказывать историю, а не рассказать ее наконец.
По мере того, как стихийно циркулирующая старинная мифология вытеснялась на периферию социокультурного пространства и все менее активно присутствовала в повседневности, возрастала потребность в заново создаваемой большой «второй реальности», способной служить важным дополнением реального окружающего мира. В романах Нового времени происходит мифологизация современности и нередко – ее намеренное синтезирование с современным типом авторских фантазий, будь то фантазии Свифта, Пикока, Тика, Новалиса или Гофмана. (Подробнее об этом – в статье И. В. Кондакова.)
И если одни из таких авторских миров требуют значительной интеллектуальной работы воспринимающего и не могут превратиться в расхожие повседневные «мифологии», то к другим мирам, рождаемым авторской фантазией, может быть подключено сознание довольно широкой аудитории. Некоторые из таких произведений становятся законодателями поведенческих мод и носителями обновляемой системы ценностей.
Лиза в «Горе от ума» докладывает Фамусову, что Софья всю ночь читала вслух, по-французски. Софья проводила время иначе, в тайном общении с Молчалиным, но Фамусов охотно верит словам служанки, поскольку ее версия препровождения ночи вполне соответствует нравам аристократических девушек.
Пожилые родственницы Татьяны в «Евгении Онегине» вспоминают молодость и рассуждают о некто Грандисоне, имея в виду реального молодого человека, кружившего им головы и потому прозванного именем ричардсоновского героя, весьма популярного у русской читающей публики конца XVIII века. Об увлечении самой Татьяны романами сказано «они ей заменяли все». То есть романы создавали достаточный массив художественной материи вымышленной жизни, вымышленных чувств, рождающих в читателях сложные переживания и отодвигающих в тень окружающую прозаическую обыденность.
Эффекты «социокультурного шлейфа», или влияние атмосферы художественных произведений на духовное бытие читателей типичны для Нового времени. Эпоха романтизма отнюдь не впервые открывает такой способ существования современного человека – как бы в дымке, в ауре романного творчества. Однако именно эта эпоха создает те этико-эстетические идеалы и ценностные ориентиры, которые не устаревают до сих пор. А потому и сами принципы жизни в режиме «романтических» переживаний кажутся связанными прежде всего с этим историко-культурным периодом.
