— Список приглашенных мы составляли вместе с Яношем. Кое-кого из этих людей я вообще вижу впервые в жизни.
Меня злило, что он ходит вокруг да около, и я уж было распрощался со своим намерением выведать наконец тайну.
— Может, и прием этот закатил не ты, а дядюшка Янош? — засмеялся я.
Вместо прямого и ясного ответа он опять отделался осточертевшей мне любезно-снисходительной улыбкой.
— Никакой это не прием. Просто встретились люди, потому что хотелось побыть вместе, вот и все. Извини, пожалуйста…
Он отошел, чтобы проводить до ворот очередную группу гостей. Я был зол на него. Ничто не могло поколебать моей уверенности в том, что это было вовсе не случайное сборище, а намеренно и тщательно подготовленная встреча, вот только ни цели ее, ни принципа отбора участников раскусить я не мог.
С тоской смотрел я на расходящихся гостей, и у меня было такое ощущение, будто песок неудержимо сыплется сквозь пальцы. Заволакивается завесой тумана, обращается в дым некое реальное явление, представшее передо мной в четкой незыблемой форме, а я так и не сумел разгадать истинной его сути.
Конечно, я готов поверить хозяину дома, что это не встреча бывших школьных товарищей. Столь же очевидно, что не все тут друзья между собою, а некоторые так и вовсе незнакомы друг с другом. Может, здесь собрались общие друзья хозяина дома и Глембы? Но с какой стати друзьям министерского шишки быть также друзьями Глембы? А если они действительно его друзья — во что с трудом верится, — то напрашивается вопрос: на чем основываются дружеские чувства, связывающие Глембу и генерала, Глембу и всемирно известного ученого, Глембу и скульптора?.. К обязательным условиям дружбы мы причисляем обычно пережитые совместно радости и беды, общую борьбу и общие цели, что неизбежно предполагает более или менее одинаковый круг интересов и уровень развития. Неужели всем этим условиям отвечают отношения между Глембой и его друзьями?
Я посмотрел на Глембу, который все еще орал песни у костра с несколькими самыми стойкими из гостей. У меня возникло острое желание тотчас же задать ему все эти вопросы, но я вынужден был признать, что это невозможно. И, ни с кем не попрощавшись, я потихоньку улизнул домой.
5
Утром, когда я, согнувшись, корпел над важной и неотложной работой, на письменном столе зазвонил телефон.
— Вы вчера пропали, как серый осел в тумане, — услышал я скрипучий голос Глембы. — А настоящее веселье только потом и развернулось!
