Он пригляделся к ней, и непринужденная улыбка на его лице стала еще шире.
– Далековато ты забралась, радость моя. Степь неблизко.
Линне стиснула зубы. Ее мать действительно была из Унгурина, но это еще не значит, что ее с этим ублюдком что-то объединяет. Она взяла ружье и демонстративно его зарядила, будто на остальное ей было наплевать. Но вокруг кончиков пальцев, выдавая ее, плясали искры.
– Я из Мистелгарда. Степь в жизни не видела. И я тебе не радость.
Он пожал плечами и сказал:
– Долош, долош.
Линне так и не набралась храбрости, чтобы попросить отца дать ей пару уроков унгуринского языка, поэтому даже не догадывалась, что это значит. Она иронично ему улыбнулась – на всякий случай – и ответила:
– Начальство приказало нам заниматься здесь.
– Расскажи об этом полковнику Гесовцу, – сказал блондин, – уверен, что он растолкует вам, что к чему.
У него была классическая внешность породистого уроженца Ридды: орлиный профиль, голубые глаза и густые, медового оттенка волосы. Такие лица, как у него, обычно изображали рядом со словами «НАШИ ГЕРОИ» или «МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ» на сводках, которые разбрасывали с паланкинов. Однако у Линне о нем сложилось несколько иное мнение, основанное на том, что слетало с губ парня.
Катя прислонила ружье к стене из мешков с песком и сложила на груди руки.
– Мы имеем право здесь находиться.
Симпатяга-осел улыбнулся, как ее четырехлетняя сестра после шаловливой проделки.
– Мужчины нужны на фронте, так что мы в приоритете. У нас нет времени сидеть без дела и учить вас пользоваться оружием.
– А мы и без вас разберемся, – ответила ему Ревна, хотя ее голос осекся, когда они разом повернули к ней головы.
Их взгляды дружно соскользнули вниз, к ее ногам, ища на брюках складки, которые помогли бы понять, где у нее кончается плоть и начинается металл. Она вспыхнула, но не отступила.
– Мы занимаемся здесь уже два месяца.
– Но лишь впустую тратите средства и силы, – фыркнул симпатяга-осел.
Линне ощутила знакомое жжение: подступил гнев, который всегда был близко. И тут же подсказал ей новую глупость. Она сняла ружье с предохранителя и выстрелила. Солдаты-мужчины подпрыгнули. Двое из них выругались. Самое дальнее чучело, установленное в конце полигона, покачнулось – ему в плечо вонзилась пуля.
На несколько мгновений все потеряли дар речи. Потом Оля зааплодировала. К ней присоединились и другие, пытаясь еще больше подчеркнуть ее успех. «Лицемерки», – подумала Линне, но еле сдержала улыбку.
