Ночь перед Рождеством | страница 5
— Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? — говорила она, как бы рассеянно, для того только, чтобы о чем-нибудь поболтать с собою. — Лгут люди, я совсем не хороша!
Но мелькнувшее в зеркале свежее, живое, в детской юности лицо с блестящими черными очами и невыразимо приятной усмешкой, прожигавшей душу, вдруг доказало противное.
— Разве черные брови и очи мои, — продолжала красавица, не выпуская зеркала, — так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в этом вздернутом кверху носе, и в щеках, и в губах? Будто хороши мои черные косы? Ух, их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем нехороша! и, отодвигая несколько подалее от себя зеркало, вскрикнула: — Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, чьей буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня на смерть.
— Чудная девка! — прошептал вошедший тихо кузнец, — и хвастовства у нее мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух!
— Да, парубки! Вам ли чета я? Вы поглядите на меня, — продолжала хорошенькая кокетка, — как я плавно выступаю; у меня сорочка шита красным шелком. А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна! Все это накупил мне отец мой, для того чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете. — И, усмехнувшись, поворотилась она в другую сторону и увидела кузнеца… Вскрикнула и сурово остановилась перед ним.