Стрелецкий десятник поднялся, весь в снегу, и подошел к лежащему, над которым уже склонился его товарищ.
– Гляди ты, ранил… – прошептала Настасья. – Сейчас они его отсюда выведут…
Но рана, видать, была не опасная. Десятник приказал – и вместе с оставшимся невредимым стрельцом они побежали следом за Гвоздем. А раненый кое-как встал сам и, пошатываясь, побрел следом.
Брел он медленно, опираясь о бердыш, и, видать, было ему худо.
– Ну, коли они сейчас на помощь позовут, будет тут весело, – сказала Настасья. – Надо поскорее выбираться… Коли Гвоздь к сараям бежал, стало быть, знал, что делает. Не иначе там какой-то лаз имеется… Федора Тимофеевна к соседке прямой дорожкой бегает… И узко там, видать, Гвоздь боялся, что, пока пролезать станет, как раз в спину бердышом получит.
– Дай-ка я погляжу, – предложил Данилка. – Я глазастый.
Он думал, что сумеет высмотреть щель или что иное – то, на что рассчитывал Гвоздь. А для того, чтобы понять замысел Гвоздя, нужно было хотя бы посмотреть, куда ведут его следы до того мига, пока его не заметили стрельцы.
На белом снегу следов было предостаточно – Гвоздь все-таки пробежал и туда, и обратно. Лунная ночь очень даже способствовала тому, чтобы в этом месиве разобраться, да только Данилка еще не умел.
Он не мог высовываться из-за подклета и смотрел, вытягивая шею и пытаясь наметить направление бега. Тут-то и привлекли его внимание странноватые следки.
Сперва Данилка не придал этим следам никакого значения – мало ли такого добра на снегу? Но было в них нечто неправильное…
Он пригляделся.
Они были не человечьи.
В общей путанице выделялись круглые ямки, как бы оставленные палкой или древком от бердыша. Но ни того и ни другого у Гвоздя не имелось…
Тут Данилка понял, что это за ямки, а заодно догадался, кого так остервенело преследовал Гвоздь.
– Настасьица! – воскликнул он. – А девка-то та! Помнишь? Девка-то – цела! Ушла! Успела!
– Тихо ты! – прикрикнула Настасья. – Ночь же – шепот слышно!
– Да вот же, вот! – приговаривал Данилка. – Вот же! Оттуда она бежала! Через подклет ушла! И к лазу!..
Точно – следы от посоха уводили куда-то за сарай.
– Жива она. Слышишь? Цела!
– Жива – это хорошо… – проговорила Настасья. – Ее-то Господь спас…
Она замолчала.
– Что ты, Настасьица? – спросил обеспокоенный Данилка, ведь следовало скрываться поскорее, а не стоять столбом.
– Это – видишь? – Настасья показала нож. – Вот за это я так отплачу – небо с овчинку покажется!
И она перекрестилась окровавленным ножом.
