В «Катке» тоже от Родьки отреклись напрочь. Посоветовали заглянуть в «Живорыбный», в «Козиху», в «Калпашной», и еще около десяти перечислили – поди все упомни!
– «Замошной», «Заверняйка», «Дубовка», «Живодерный»… – повторял Данилка, шагая из улицы в улицу и прерывая странную свою молитву лишь для того, чтобы спросить дорогу.
– Скажи, дедушка, где тут кружало? – Сочтя, что Брыскинский, по прозванью целовальника, кружечный двор уж близко, остановил Данилка самого подходящего, как ему показалось, старичка – невысоконького, в потертом тулупчике, в лаптях неимоверной величины, имеющего такой вид, будто он от старости уже и мхом порос.
– Хорош отрок – спозаранку, да в кружало! – свирепо отвечал дедок.
Другой, выбранный по тем же признакам (и на трезвенника не похож, и окрестности наверняка знает), на вопрос расхохотался:
– А поглядите на молодца, люди добрые! Весь честной народ из кабака разбредается, а он только жаловать изволит!
Покраснев, Данилка прибавил шагу.
Вообще-то ему следовало искать такой кружечный двор, чтобы поближе к Неглинной. Потому что вся надежда на девок, которые, сообразив, что у мужика, пропившего душегрею, еще несколько алтынов осталось, заволокли его к себе. А по зимнему времени девки далеко забегать не станут, поблизости от своих домишек промышляют.
Задав вопрос напрямую – где, мол, ближайший на Неглинке кружечный двор? – и получив такой ответ, что уши завяли, Данилка решил более не пускаться в расспросы, а идти по своему разумению. И, понятно, заблудился. Обнаружилось это, когда он уже в гордом молчании дошел до храма Рождества Богородицы, что в Путинках.
До Неглинки Данилка добрался, когда время было уже обеденное.
Видать, здешние целовальники по части заложенных или пропитых бабьих тряпок были люди опытные и пуганые. После того как четвертый по счету напрочь отрекся от всех возможных душегрей, синих, зеленых и пегих в крапинку, Данилка заподозрил неладное. Ежели так и дальше пойдет, он правды не добьется, а правда необходима.
– Послушай, дядя, я ж не по своей воле так далеко забрался про душегрею выспрашивать! Меня старшие послали! Конюшенного приказа подьячий Бухвостов да задворный конюх Акишев! – пустил в ход Данилка главное свое оружие.
– Что за нужда Конюшенному приказу в бабьей душегрее? – здраво осведомился целовальник.
Был это и впрямь здоровый дядя, на голову выше Данилки, и с ручищами, какими только питухов за шивороты хватать да лбами сталкивать ради прояснения умственных способностей.
