Во-вторых, далеко не сегодня — то есть в постсоветской России — все свершилось. Если считать унизительной низкую зарплату, то в России Советской эта зарплата была, мягко говоря, весьма умеренной и несравнимой с той, которую получали не только водители автобусов, станочники или такелажники в порту, но и простые грузчики. Правда, чуть повыше той, которой удостаивались младшие научные сотрудники НИИ и работники музеев, клубов и прочих культурных учреждений.
Тем не менее, ряд низкооплачиваемых профессий, в число которых входили и учителя, оставался престижным — по многовековой традиции народа, сохранявшего память о великой силе и великой ценности культуры. Во всяком случае, всеми было признано: учитель — человек творческий, выполняющий важную — общественно значимую и благородную миссию. Его работа — служение народу на ниве просвещения.
Только в постсоветское время труд учителя из области воспитания будущей личности, в которой людям доверена самая большая ценность — маленькая прорастающая и расцветающая человеческая душа, — превратился в сферу услуг — со всеми вытекающими из этого особенностями планирования, функционирования и отчетности. Уже само это определение труда учителя как педагогической услуги — унизительно и психологически травматично. Сколь это значимо в «русскоговорящей среде» — для русских, у кого Слово всегда было у Бога! — доказывает резонансный факт: принять определение «иностранные агенты», деятели, имеющие зарубежных «спонсоров», не соглашаются даже под угрозой утратить материальную поддержку.
Не знаю, с чьей недоброй руки внедрено в систему образования понятие «услуги», но то, что само это слово разрушительно действует на самосознание и самоуважение русского учителя и на отношение к профессии, несомненно. А уж обо всех сопровождающих это определение чиновниками придуманных радостях лицензирования, аттестации, отчетности и прочая и прочая — и не говорю! Чего стоят одни стандарты с массой мудреных форм, слов, нормативов. А бесконечные унизительные процедуры аттестаций и переаттестаций! Все эти модерн-нововведения действуют на учителя и отношение к нему окружающих гораздо сильнее, чем низкая зарплата.
И любимых учителей в школе становится все меньше. А ведь они были — у каждого из нас. С великой благодарностью вспоминаю Галину Антоновну Носенко, которая преподавала русский и литературу в школе № 11 в Чернигове, где отцовская воинская часть находилась с 1947 по 1951 год. Да, она была прекрасным преподавателем — не без ее влияния я стала сначала учительницей литературы. Вспоминаются не столько уроки, сколько наши выступления на радио, школьные вечера, где мы с Володей Мариловым — пришедшим к нам в пятый класс в солдатской форме сыном полка — вдохновенно читали Маяковского. Но главное — наши сборы в бедном, чтобы не сказать — нищем доме, где жила Галина Антоновна с мужем — бухгалтером и четырьмя ребятишками, начиная со старшего — Владика — Владлена и до Игоря — уже послевоенного последыша. Как же бедно и они, и мы жили! Наши матери старались с нами послать то миску дерунов — картофельных оладий, то еще что-нибудь съестное на всю ватагу! Как же весело, дружно и интересно мы жили, чувствуя себя одной семьей! Уверена — Галина Антоновна была счастливым человеком — по самому большому счету. Ее вера в правоту идеи, которую она защищала в войну в партизанском отряде, — по слухам, она воевала, хотя ни разу не упомянула об этом — была столь глубокой и заразительно искренней, что в 1961 году я подала заявление в партию потому, что в ней состояли Галина Антоновна и мой отец Александр Тихонович Титов — для меня бывшие образцом настоящих коммунистов. Это по ее стопам я пришла в дом, на воротах которого помещен герб — пеликан, кормящий птенцов, символ самоотверженности труда воспитателя: пединститут имени Герцена — преемник Воспитательного дома в Петербурге, основанного Екатериной Великой.
