Пришла к Карушковым. Большая баба предложила:
— Лучше всего — разрезать.
Сусанна кивнула.
Женщина взяла фанерку, нож, приставила фанерку к бабушкиной кровати и, сжав пачку худыми изломанными пальцами, причем большой совсем без ногтя, одним движением ножа разрезала чай пополам. Будто всю жизнь только этим и занималась. Поставила половинки на попа, собрала с фанерки до последней чаинки, почему-то виновато сказала:
— Чтоб без обиды, Сусаннушка… А сколь пахнет-то!.. Чтобы без обиды…
Потом распорядилась:
— Ну-ка, котора на печки! Отвернись! Кýкать будем! Я спрошу: «Это кому?», а ты отвечай: «Тебе!» или «Бабке!».
Девчушечка живо отвернулась и, не дожидаясь вопроса, крикнула:
— Бабушке!
— Да обожди ты! — добро засмеялась баба. — Не спросила ведь еще. Отворачивайся! Это кому?
— Бабушке!
— Эх ты-ы… Ну да ладно, будем считать, что ку́конули, все равно без обиды!
И увидела, как бабка, лежащая с закрытыми глазами, слабо улыбнулась.
Когда женщина ушла, дети весело прильнули к кровати. Старшая продолжала держать фанерку с чаем. Спросила:
— Заварить?
Бабка ответила не сразу:
— Самой бы встать… Сумеешь ли? Не испортить бы… Дай-ко нюхну-то…
Девочка осторожно взяла с фанерки чай и поднесла. Бабка вдохнула, показала глазами, мол, спасибо, убери. Прошептала:
— Осподи, богасьво-то какó! Поставь, дитятко, на стол вместях с фанеркой да слетайте куда-ле ненадолышко, умаялась я.
Шевеля сухими губами, бабка подумала:
«Теперь поднимусь… Поднимусь! Без чаю-то я ведь и молодкой леживала, бывало это со мной… А с чаем-то!..».
Она спокойно, умиротворенно задремала.
Но дети вернулись скоро.
— Олени! Бабушка, олени! Четыре! К нам!
И сразу же, следом почти, вошла знакомая нестарая ненка в расшитой панице-шубе, шапка-кастрюля за плечами болтается. Не один раз когда-то приезжала она к Сусанне Карушковой за молоком и сметаной. И мясо привозила, и шкура, которая под Сусанной, тоже у нее выменяна.
— Сторово! Болеешь? Ницаго! Вельшар есть, болеть не будешь!
Подошла к Сусанне, поняла, что тут дело худо, сказала, извиняясь:
— Мяса-гостинца не привез! Ненароком в деревню я ехал, ненароком! Не привез гостинца! Бригадир меня послал… В цум не заезжал — сгорей сюда! Цей робят? Переселенца? Спросил я: «Есть молоко?» «Нету, — говорят, — молоко!» «Почто нету?». «Корова нету!»… Ах-ох, гостинца не привез!
Раньше было так: у Сусанны какой-нибудь простенький подарок заранее приготовлен, и ненка всегда что-нибудь вкусное гостинцем везла. Но что делать? Не то время…
