. Я ничего не услышал, не увидел, не ощутил никакими органами чувств — просто знал, что нечто только что промелькнуло рядом и направилось наверх. Я понял, что путь к отступлению отрезан, и тогда на меня нахлынул страх.
Ранее кто-то определенно спустился по лестнице; теперь я был бы рад встрече с ним. Призраки — это всегда плохо, но лучше уж видимый призрак, чем невидимый. Мне удалось проскользнуть мимо доспехов, я начал нащупывать дорогу к дверям.
Рассказчик махнул рукой в направлении двойных дверей. Он не стал на них оглядываться, как и его слушатели. Все увлеченно внимали истории, словно загипнотизированные. Лишь одна женщина не находила себе места: казалось, ее раздражает неторопливость повествования.
— Мрак оказался таким густым, что пришлось на ощупь определять, закрыта ли первая дверь. Оказалось, что нет: она была распахнута, как и вторая. Я стоял между двумя стенами и вглядывался в комнату, пытаясь разглядеть что-нибудь знакомое. На ум некстати шли мысли о людях, похороненных заживо в кирпичной кладке. На мгновение мне почудилось, что внутри толстенной стены маячит некий дух. Потом я впервые испытал ощущение, о котором раньше доводилось только читать: я осознал, что рядом кто-то есть. Вы удивлены? Наберитесь терпения! Это еще не все: я осознал, что этот некто тоже знает о моем присутствии. Я подумал, что, быть может, он хочет выйти, и освободил проход. Я терпеливо ждал, у меня уже началось легкое головокружение, когда раздался звонкий голос:
— Кто тут?
— Джордж Грейди, — машинально ответил я.
— Я — Джозеф.
Раздался звук чирканья спички о коробок. Я увидел склонившегося над свечой и пытающегося зажечь ее мальчика. Сначала я подумал, что он ходит во сне, однако его движения выглядели вполне обычно. Он повернулся ко мне и спросил:
— Вы что-то потеряли?
— Н-нет, — ответил я, заикаясь.
— А ты?
— Не потерял. — Он издал смешок. — Просто меня поселили в ту самую комнату, я не могу в ней заснуть.
— О! А что не так с комнатой?
— В ней меня убили, — просто ответил он.
Конечно, я был наслышан о его снах, но мне самому никогда не приходилось иметь с этим дело; когда он сказал, что здесь его убили, я, разумеется, решил, что ему снова приснился кошмар. Я был в растерянности: то ли поднять на смех, то ли расспросить подробней. Я отвел Джозефа наверх, в свою комнату, усадил в большое кресло и разжег камин.
— Тебе снова приснился кошмар, — сказал я.
— Нет, вовсе нет. Это неправда.
Он вел себя так по-взрослому рассудительно, что было невозможно воспринимать его как ребенка, каковым он и являлся. Честно говоря, это немножко пугало: взрослый человек в теле ребенка.
