Лиза не сказала о женихе Юлдашбаю. Почему-то не сказала.
— А хозяин? — спросил Юлдашбай.
Хозяин хороший. Он один только и добрый, он один смеётся и шутит и зовёт Лизу игрушечкой.
Высокий, выше Лизы на целую голову, Юлдашбай к ней нагнулся, близко заглянул в глаза и тихо, страшно:
— Хозяин — убийца.
Лиза беззвучно охнула, подняла руки к горлу. Она обыкновенная, совсем обыкновенная барышня, институтка, читала «Дворянское гнездо», а о Чернышевском даже не слышала. Отчего на неё сваливаются такие странные встречи, такие жестокие слова сваливаются на неё?
— Я видела тебя из окна. Ты всё ходишь мимо дома, — сказала Лиза.
— Хочу увидеть убийцу отца, — ответил Юлдашбай. — Запомнить хочу.
— Расскажи — робко и отчаянно попросила Лиза.
Они шагали по улицам, пока Юлдашбай не рассказал Лизе всю историю своей семьи и Кондратия Прокофьевича.
После этого Лиза побежала к Ульяновым.
Лестница была узка. Оборки платья, колыхаясь, касались перил. Двадцать пять лестничных ступенек были так круты, что Лиза задыхалась, когда взбежала наверх. От крутизны ступенек или от смущения? Ведь в тот раз, когда она проводила Надежду Константиновну до калитки, ей ясно сказали: «Прощайте, Лиза».
Она увидела низкую комнату, в одной половине стояла кровать под пикейным одеялом, в другой половине, с побелённой печью, небольшой, как всё в этой квартире, была кухня, чистая, уютная кухонька. Дверь из этой комнаты вела в следующую, ещё меньшую, с продолговатым столом у окна, за которым кончали обедать.
— Здравствуйте, — сказала Лиза и, увидя пожилую женщину во главе стола, сделала реверанс. И окончательно смутилась, сердитый румянец кинулся ей на щёки. Пожилая женщина, широколицая, гладко причёсанная, с насмешливой добротой глядела на Лизу. «Наверное, смешливая, любит смеяться», — подумала Лиза.
— Здравствуйте, тёзка, — сказала пожилая женщина.
— Почему тёзка?
— Потому что я тоже Елизавета Васильевна.
— Откуда вы моё имя узнали?
— Да-к ведь только что Наденька Лизой вас назвала. — И Елизавета Васильевна, так и есть, рассмеялась.
Владимир Ильич поднялся предложить стул:
— Садитесь, пожалуйста.
Он был сдержан и вежлив. Надежда Константиновна была не в своей тарелке, не зная, как вести себя с Лизой. Неприятно, что они сейчас лишь о ней говорили, судили её, а она тут как тут, и, хотя наверняка не слышала их суждений, всё равно неприятно, что пришла в это именно время. Надежда Константиновна досадовала, что Лиза пришла. Кажется, в прошлый раз могла бы понять.
