Сразу с парохода их повели обедать в парадную столовую, с геранями, штофными занавесками, горкой, уставленной хрусталём и фарфором, и богато накрытым столом. От кушаний рябило в глазах. Заливные осетры и поросята, икра, грибы, маринады, кулебяки, расстегаи.
— Кушай, крестничек, — угощала хозяйка с тройным подбородком и пуговичным носиком, в шумящем платье, в браслетах и кольцах. — А вас уж не знаю, как называть.
— Лиза.
— Что же вы так невестой с женихом на пароходе и ехали, рядышком, что ли?
Тоже большая и толстая, с пуговичным, как у мамаши, носиком, с веснушками на белой коже, тоже в браслетах и кольцах, дочь, поднеся ко рту кружевной платок, давилась смехом.
— Рядышком ли, нет ли, дело не ваше, цыц! — оборвал Кондратий Прокофьевич.
— Больно уж против обычаю. Чтобы жених-то с невестой да до свадьбы — не унималась хозяйка.
— Коммерция подвернулась, в Звенижском Затоне механические мастерские проездом посмотреть интерес был, ну и решил, поплывём пароходом, — объяснил Пётр Афанасьевич. — Пароходишко-то нашей компании, тоже поглядеть надо было.
— Да ты не объясняй, все грехи свадьбой прикроешь, запрут языки-то, примолкнут, — успокоил Кондратий Прокофьевич.
Лиза сидела ни жива ни мертва. Где она? Что с ней? Сколько часов они просидят за столом? Кухарка всё вносит новые блюда. Хозяйка потчует, Пётр Афанасьевич ест, пьёт, все едят. У Кондратия Прокофьевича жирные губы, крошки в бороде.
— Кушайте. Или не по вкусу кушанья наши? — сказала хозяйка и поджала губы.
— Злятся, — усмехнулся Кондратий Прокофьевич. — А на что? На то злятся, — обратился он к Лизе, — своя невеста без места — зависть и точит, как ржа железо Александра, не плачь, набегут на приданое твоё женихи.
— Александре нашей года не вышли, не перестарок, плакать-то От неё не уйдёт — чай, не нищая, кого пожелает, того и выберем, — с достоинством возразила хозяйка.
— Про то и речь, что налетят на приданое. Красоты бог не дал, а миллион-то на что?
«Господи! — взмолилась Лиза в душе. — Когда это кончится? Эта казнь, унижение! Зачем я здесь? А он почему молчит? Почему он за меня не заступится?»
Пётр Афанасьевич ёл, пил, со вкусом вытирая после рюмки салфеткой усы, за Лизу не заступался, но всё пробовал перевести разговор на другое, вставляя вопросы про Уфу, торговлю, каких-то давних знакомых, какой-то уфимский завод, владельцем которого он, Пётр Афанасьевич, был. Лиза просидела обед, не подняв глаз, едва притронувшись к пище.
