— Точно, — согласилась женщина. — А кто твоя мамка? Не наша?
— Анна Петровна, — ответил мальчик.
— Слушай, Анфиска, — крикнула женщина, — чей он?
— Нюшкин, — донеслось с носа.
— Боже мой!.. А ну-ка, посмотри на меня… Да, что-то есть. Глазенки как у ней. Так она же, знаешь ли ты, она первейшая моя товарка была, погодки мы, скотину пасли вместе, картошку в золе пекли, по голубицу бегали… А сколько частушек-то перепели! Она тогда еще девкой была, а нонче, смотри-ка ты, и носа сюда не кажет…
— А ты чего хочешь, — откликнулась вторая женщина, — у ней и тогда город на уме был: уеду да уеду…
— А что такое погодки? — спросил Алик у первой женщины, слегка обижаясь на нее за то, что она назвала маму девкой и не очень довольна тем, что мама уехала из деревни.
— Родились в один год с ней, в двадцать пятом, значит — вот и погодки…
Алик смотрел на эту женщину и никак не мог поверить, что она ровесница маме. Ведь мама совсем еще молодая: на лице ни морщинки, и лицо у нее белое, чистое, улыбчивое, милое, а у этой оно черное, с облезлым от загара носом, иссеченное морщинками, и, кажется, на десять лет она старше мамы.
— Да ты зазяб, поди, — вдруг спохватилась женщина, — дрожишь весь.
— Ничего, — ответил Алик, — это я так…
Но не успел он договорить, как женщина, вывернув назад руки, быстро стащила с себя вязаную кофту и накинула ее на мальчика. И сразу ему стало тепло и удобно, точно у батареи парового отопления сидел.
От этой женщины он узнал, что они едут на Долгий остров, где хорошее пастбище для колхозных коров. С начала лета перевозят их на остров в карбасах — по пятнадцать голов зараз, там коровы и живут до осени. Туда — с пустыми бидонами, оттуда — с молоком.
— И ни капельки не страшно? — Алик посмотрел в бегущую воду, и у него слегка закружилась голова.
— А чего тут… — засмеялась женщина. — Привычные мы.
У нее, как и у Анфисы, были крепкие, жилистые руки, обветренное, сухощавое лицо. Весла она держала легко и цепко, плотно сдвинув пальцы. На правой руке блеснуло серебряное кольцо.
Внезапно где-то внизу по течению ухнул взрыв, и Алик подпрыгнул.
— Скалу рвут, — сказала женщина, — дорогу ведут. Камень там, что железо, только взрывчаткой и возьмешь…
«До чего же здесь все нелегко! — подумал Алик. — Хочешь дорогу провести — рви скалы, хочешь поесть хлеба — корчуй леса, хочешь молочка попить — греби через эту протоку по сумасшедшей воде… Не то что в городе: под ногами гладкий асфальт, только ногами двигать не ленись — сами идут; молока в магазинах хоть залейся — есть и в бутылках, есть и в разлив. Нужен хлеб? Ничего корчевать не надо, подай продавщице чек и получай что душе угодно: черный, белый, плюшки, жаворонки, батоны, булки с изюмом…»
