Пересекается граница между творчеством и жизнью. Персональный миф и христология позволяют поэту совместить статус «бунтующего Диониса» с претензией на подвиг добровольного жертвенного подвига. Произведения Башлачева направлены не только непосредственно к аудитории, но и к Высшему Собеседнику — и в этом состоит главный духовный жест, духовный поступок поэта.
Общение с другими видится Башлачеву как преодоление себя и ощущение себя «частью целого». «Вечный пост» поэта — это бдение предвосхищаемого будущего мира. Невозможно услышать «последние слова последнего поэта» (Дж. Моррисон), потому что «Жизнь так прекрасна, жизнь так велика, что ее никогда никто не выговорит» [там же, с. 198]. Таким образом, поэт пытается реализовать преодоление нескольких «границ»: языка, жизни и творчества, себя самого в общении с другими, — пытаясь преодолеть главную границу — трансцендентность Бога.
Монологичность диалога Яны Дягилевой
Александр Башлачев и Яна Дягилева (1966—1991 г. Новосибирск) были знакомы лично, имели взаимное творческое влияние друг на друга, их судьбы роднит буквальное проживание своей судьбы в собственных произведениях и ранний уход из жизни. Творческий стиль и манера, тематика и основной пафос их произведений настолько близки, что дали повод называть Янку (прозвище Я. Дягилевой) «бабьей песней» Башлачева56. Неоднократно отмечались в исследовательских работах общие для обоих фольклорная основа творчества; необычайно сильные в смысловом и эмоциональном отношении тексты на фоне относительно слабой музыки и при отсутствующем «театральном» элементе; прямолинейность, «открытость», искренность, граничащая с откровением и исповедальностью.
Одно из стихотворений Дягилевой имеет посвящение «А.Б.», она принадлежит к числу рок-поэтов, интерпретировавших «текст смерти» Башлачева, который после самоубийства череповецкого поэта был подвержен, с одной стороны, ироничному переосмыслению, а, с другой стороны, глубокой рефлексии. Памяти Башлачева посвящены целые произведения или встречаются реминисценции, относящиеся к его «тексту смерти», в произведениях К. Арбенина, Б. Гребенщикова, С. Задерия, К. Кинчева, Е. Летова, Ю. Шевчука и самой Я. Дягилевой [см. подробнее: 194]. Если Башлачев был «шутом», то Янка более тяготела к образу «юродивой»: «… юродивых на свой манер воспринимали, как человека, который есть обратная связь между государством и Народом, Царем и Народом… вот такая и была Яна <…> она, как женщина, отчасти интуицией ловила некоторые моменты, которые страшно искривляли жизнь, душу, мир, искусство, понятие — и это все транслировалось, все выходило наружу — в виде песен, в виде жизни, в виде разговоров, в виде стихов <…> человек может быть любым, но если в нем есть вот эта вот черта
